top of page
Дизайн этого сайта создан в конструкторе
.com
. Создайте ваш сайт сегодня.Создать сайт

 

                                                                                                                                                                                           «А годы летят, наши годы, как птицы летят,

                                                                                                                                                                                                               И некогда нам оглянуться назад».

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ.

 

          Остановись, оглянись и подумай, о чем будет интересно узнать моим детям, внукам и правнукам о моей жизни, и о том периоде времени, в котором я жила и живу.

          Для Вас, дорогие, я пишу свою биографию – воспоминания.

          В послесловии биографий своих родителей я писала, что многие годы, особенно молодые, обозначены только датами.

          К сожалению, мы мало расспрашивали маму и папу об их жизни в молодые годы и про жизнь их родителей. Моим внукам так же, как и мне в мои прошлые годы, недосуг интересоваться о детстве молодости, юности и зрелости своих «предков». Поэтому я решила сама написать воспоминания о своей жизни, и о той обстановке, в которой я жила.

         И если когда-нибудь моим внукам и правнукам будет интересно узнать о моей жизни (а я в этом уверена!) они будут иметь возможность познакомиться с моей биографией - воспоминаниями.

​

 

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1.ЭЛЕКТРОСТАЛЬ(1931 -1944 г.г.).

​

1.1 ДЕТСТВО.

​

​

              Родилась я, согласно свидетельству о рождении, 11 сентября 1931 года в городе Электросталь Ногинского района Московской области. Будучи взрослой, из разговора со своей

​

​

​

 

 

                                                                                      тетей Анной Николаевной Большаковой, папиной сестрой, я узнала, что запись в моей «метрике»                                                                                        сделана неверно. По ее словам, она лежала в роддоме вместе с моей мамой и родила сына, а в                                                                                          это же время моя мама родила дочь, то есть меня. Это было в ноябре месяце 1931 года. Изучая                                                                                            свое свидетельство о рождении, я обнаружила, что на штампе свидетельства стояла дата 11                                                                                                ноября 1933г., а потом исправлено на сентябрь 1931 г. В принципе, это не имеет никакого                                                                                                          значения. Но все-таки интересно, кто я по астрологическому календарю - «дева» или «весы»?

 

                                                                                                Мама моя, Кондрашова Варвара Михайловна, родилась в 1907 году в г. Москве в семье                                                                                                 путейского рабочего Кондрашова Михаила Григорьевича и домохозяйки Кондрашовой Ольги                                                                                                 Даниловны. Родом они были из крестьян. У дедушки с бабушкой было пятеро детей, и жили они                                                                                           на  станции Фрязево, Богородского уезда, Московской губернии. Мама окончила семилетку и                                                                                                 поступила на работу на завод №12 в городе Электросталь. Там она познакомилась с папой -

​

​

​

 

 

 

                                                                                                     Тимофеевым Александром Николаевичем.

​

                                                                                                                В 1928 году они поженились. В 1929 году в семье появилась первая дочь Людмила, а                                                                                                  в 1931 году – я.

​

                                                                                                                В 1936 году мама закончила 2-х месячные курсы «Актива общественниц жен ИТР и                                                                                                      хозяйственников НКОП» по дошкольному воспитанию детей. По окончании курсов мама                                                                                                          работала заведующей детским садом. Позже она работала заведующей домом приезжих                                                                                                        завода № 12, заместителем начальника цеха того же завода. В Курске мама работала                                                                                                              начальником отдела кадров управления местной топливной промышленности

 

 

                                                                                                                Курской области.

                                                                                                                     Мама была очень

​

​

энергичным, бескомпромиссным, преданным семье и работе человеком. В результате она «сгорела»

в 45 лет.

       

           Папа мой - Тимофеев Александр Николаевич, родился в 1901 году в деревне Субботино, 

Вохнинской волости Павло-Посадского уезда Московской губернии в семье лесопромышленника.

Его родители имели хорошее образование. Мама - Мария Сергеевна окончила гимназию и вела

домашнее хозяйство. В семье было девять детей, и до конца дней своих братья и сестры сохранили

между собой теплые, дружеские отношения.

 

Папа в деревне окончил церковно-приходскую школу, а, окончив семилетку, пошел на работу на

завод № 12 в городе Электросталь учеником электромонтера.

​

 

 

 

         В 1920 году папа был призван в ряды РККА (рабоче-крестьянской Красной армии), где окончил автотехническую школу.

         В армии папа прослужил четыре года и после демобилизации вернулся на завод.

​

​

​

                                                                                    В 1924 году был принят в ряды ВКП (б) (Всесоюзная Коммунистическая Партия большевиков).

     

                                                                                   В 1930 году папа окончил Московские Центральные курсы при секторе труда рационализации и                                                                                 себестоимости ВСНХ СССР по циклу «Технического нормирования в металлообрабатывающей                                                                                           промышленности (воен.)».

​

                                                                                  Папа пользовался большим авторитетом на заводе, и его избрали секретарем партийной                                                                                               организации цеха. Он много читал, увлекался фотографированием, приобретал граммофонные                                                                                          пластинки и заботился о нашем с Людмилой гармоничном развитии.

 

                                                                                   С1941 года папа работал на партийной работе: сначала в Электростальском горкоме партии                                                                                       заведующим

​

​

                                                                         организационно-инструкторским отделом, а позже в Курске

                                                                        – в промышленно-транспортном отделе Курского обкома КПСС.

 

                                                                                        Семья наша была дружной и я не помню,

​

​

чтобы были какие-нибудь скандалы, хотя упреки с маминой стороны были, заключающиеся в том,

что, имея мужа, обкомовского работника, нам так тяжело живется. Мы видели, как многим

обкомовским работникам из районов привозили продукты ящиками и мешками. Но папа этого

себе позволить не мог.

 

                  Умер папа в 67 лет.

​

​

​

                                                                                                    В биографиях своих родителей я подробно

                                                                                        описала их жизнь. 

​

 

                                                                                                Из моего раннего детства я мало что помню, но знаю, что жили мы в коммунальной                                                                                                          квартире, занимали одну комнату, соседку звали тетя Женя (у нее был большой живот и гладко                                                                                            зачесанные назад волосы, скрепленные гребенкой). У тети Жени были дети, с которыми мы                                                                                                    играли.

​

                                                                                               Еще мне на всю жизнь запомнилось купание на кухне в корыте. После того, как меня                                                                                                          искупают, мама обливала меня теплой водой. Воду лила на голову, и я при этом испытывала                                                                                                неописуемое блаженство. Казалось, что через темечко в меня входит какая-то энергия. Конечно,                                                                                          этого слова я тогда не знала и не знала слова «кайф», но это было именно то! Это состояние до                                                                                            сих пор я умышленно вызываю после каждого купания, и всегда вспоминается раннее детство.

​

​

​

​

​

             В отдельную квартиру мы переехали, когда мне было года три. Иметь отдельную квартиру в те годы (1934г.) было большой редкостью. Это была двухкомнатная квартира на улице К.Маркса в доме № 31, кв. 30 в трехэтажном кирпичном доме на третьем этаже с печным отоплением, что

​

​

                                                                                             было пределом мечтаний каждого советского человека в те годы.

 

                                                                                                             С 1933 по 1936 годы мама не работала и занималась домашним хозяйством и нашим                                                                                                воспитанием. Мама хорошо вышивала, вязала, шила нам зверюшек, делала головы кукол из                                                                                                  папье-маше для кукольного театра. Над нашей кроватью висел забавный коврик,                                                                                                                        выполненный мамиными руками, на котором щенок лечит зубы больному зайцу. Мы очень                                                                                                      любили сшитого мамой большого тряпичного зайца. На нем была рубашка, штаны и фартук с                                                                                                большим карманом.

                                                                                                            Родители покупали нам много детской литературы,

​

​

                                                                                             

 

 

                                                                                             различных настольных игр и игрушек. Папа своими

                                                                                             руками смастерил нам стол для книг. Поскольку у

                                                                                             других детей нашего двора книг не было, мы с

                                                                                             

                                                                                                          Людой организовали

​

​

​

 

библиотеку и выдавали подругам книги. Для этого мы завели на каждого «абонента» формуляр,

а на каждую книжку приклеили кармашек с карточкой. Все как в настоящей библиотеке.

 

            У нас по тем временам, дома была приличная обстановка. Книжный шкаф был полон книг.

Там были как политические книги Ленина, Сталина, К. Маркса и Энгельса, так и художественная

литература. Был у нас диван, электрический патефон с множеством пластинок и фотоаппарат.

Поэтому у нас осталось много фотографий из нашего детства и фотографий наших

родственников. Я перечислила то, чего в те годы не было в других семьях.

​

​

           В выходные дни мы часто ходили в гости к папиным родственникам в деревню Субботино. Дорога шла лесом, километров четыре-пять. Папа делал нам из липы свистульки, плел из бересты

​

​

                                                                                                                        корзиночки или делал кулечки для ягод. По дороге мы переходили ручей с                                                                                                                                      чистой родниковой водой, и мама разрешала нам из него напиться, только через                                                                                                                          платочек, чтобы грязь не попала в рот.

 

                                                                                                                                         С Людой мы жили дружно. Часто, когда кто-нибудь находил в лесу очень                                                                                                                          крупную ягоду, и, желая сделать сестре приятный сюрприз, спрятав ягоду за                                                                                                                                  спиной, говорил: «Открой рот и закрой глаза». Предвкушая удовольствие, тот, к

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

 

​

​

​

​

​

          кому были обращены эти «заветные» слова, раскрывал рот и получал награду. Так однажды в лесу Люда произнесла мне эту вожделенную фразу, держа руку за спиной. Я, как дура, широко

​

 

 

                                                                                                      раскрыла рот, закрыла глаза и ждала удовольствия. Но моя сестра запихнула мне в рот                                                                                                            одуванчик. Трудно передать, что со мной было. Я задыхалась, воды рядом не было,                                                                                                                    очистить рот от пушинок было невозможно. У меня началась рвота, и это меня спасло.

                                                                                                      Людмиле, конечно, от родителей досталось, ее здорово ругали.

 

                                                                                                                    В деревню мы приходили с букетами цветов и с венками из цветов на голове.

 

                                                                                                                    В моей памяти осталась чистая ухоженная деревня с крепкими домами, с резными                                                                                                         наличниками и резными чердачными «домиками» на крыше. Улица казалась широкой, у                                                                                                           каждого дома были большие двухстворчатые ворота и глухая калитка под общей                                                                                                                         крышей. Со двора ворота закрывались на засов. Около домов стояли лавочки, на                                                                                                                         которых сидели старушки в белых платочках, да и не только старушки. Жителей в                                                                                                                       деревне было много, семьи были большие. А так как мы приходили в деревню в                                                                                                                           выходные дни, всегда было ощущение праздника. Почти в каждой усадьбе были сады,                                                                                                             пасеки, а в

 

​

​

​

​

 

конце огорода, около речушки, стояли маленькие баньки.

             В деревне было два кирпичных дома, двухэтажная школа и наш «родовой» дом, которые построил мой прадед Иван Емельянович Тимофеев. Прадед был лесопромышленник и имел кирпичный завод.

            Наш «родовой» дом мне очень нравился. Он был большой, красивый с пятью окнами на фасаде. Дом разделялся на две половины, на «заднюю» и «переднюю». «Задняя» часть – это кухня с русской печкой и она же столовая. В «передней» было несколько комнат, которые были

​

 

расположены друг за другом, и, если все их пройти, то вновь окажешься в «задней»

части дома

 

             Главной комнатой «передней» был зал. Вдоль всех окон на полу стояли кадки с

комнатными цветами, фикусами, олеандрами, а также подставки для более мелких

цветов. На подоконнике стоял большой глиняный (или фаянсовый?) заяц с красным

бантом, от которого мы были в восторге. Посреди зала стоял большой стол со стульями.

На стене висела картина, на которой была изображена девушка в белом платье,

сидящая на скамье в ночном саду при лунном свете. Весь центральный угол от пола

до потолка занимал киот в виде

​

​

​

 

застекленного шкафчика, в котором были иконы и красивые искусственные цветы. Стены во всем доме были светло-коричневые, бревенчатые, стесанные и законопаченные паклей. Значит,

​

​

​

 

                                                                                              дом был бревенчатый, а сверху обложен красным кирпичом. Остальные комнаты были                                                                                                            меньше. В одной из комнат стоял большой черный резной плательный шкаф и какие-то                                                                                                            шкафчики. Везде было чисто, красиво, таинственно.

 

                                                                                                         Двор был вымощен булыжником. Около входа на цепях висел умывальник, похожий на                                                                                                  чайник, только с двумя носиками. На задворках было много крапивы, и ее запах на всю жизнь                                                                                                остался для меня, как запах деревни, запах детства.

​

                                                                                                        Как правило, в «родовом» доме собирались все родственники (видимо, мы приходили на                                                                                                какие-нибудь праздники) и было застолье. Папа всегда был в центре внимания. Мы, дети,                                                                                                        бегали в саду и по деревне. За столом взрослые разговаривали, пели песни. Все были                                                                                                              веселые, но пьяных никогда не было. Только однажды папа возвращался из деревни не                                                                                                          совсем трезвым, за что мама его крепко журила. Обратный путь из деревни был для меня                                                                                                        почему-то тяжелее, и папа часто какие-то промежутки дороги нес меня на своей шее.

 

                                                                                                       Поездки к бабушке во Фрязево нам доставляли большое удовольствие. Мы любили                                                                                                          играть в сарае, на

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

 

 

 

 

​

​

​

​

сеновале. Там был такой удивительный запах сушеной травы, а в лучах солнышка, которые пробивались через щели сарая, кружили и играли пылинки.

           Недалеко от дома протекала речушка, в которой мы любили купаться. Она, видимо, была неглубокая, но мы-то были маленькие и, однажды, купаясь, я не почувствовала под ногами дна, а плавать я еще не умела, и начала захлебываться. Я очень испугалась. Девочки вовремя заметили, что я пускаю пузыри, и вытащили меня на берег. К счастью, все обошлось благополучно.

            Дедушка мой - Михаил Григорьевич, был очень религиозным, и нас - детей, воспитанных в атеистических взглядах, очень удивляло, что он перед тем, как сесть за стол, молился и крестился. Такой же ритуал он совершал и после еды. Когда дедушка укачивал внуков в подвесной люльке, то всегда напевал одну и ту же песню: «Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал…» Он пел так жалобно, что мне всегда было, жаль этого «малютку». Был у деда и один недостаток - он любил выпить, но пьяным мы его никогда не видели. После опрокинутой рюмочки он всегда улыбался и разрешал нам рвать еще незрелые яблоки, чего никогда не допускал будучи трезвым. Мама и все его дети звали дедушку «папанькой», и нам это было очень смешно.

            Бабушку Ольгу Даниловну я всегда помнила в темной одежде и обязательно в платке и в фартуке. Было такое впечатление, что фартук служил ей сумкой. Она могла нести в нем картошку, выкопанную в огороде или яблоки, собранные под яблоней. Фартук служил и носовым платком, которым она вытирала вечно сопливые носы многочисленных внуков.

            У бабушки была корова, свиньи, куры. Мы - дети, с удовольствием пили молоко из оригинальных зеленых праздничных чашек, на которых была нарисована аппетитная клубника. Я всегда удивлялась, как бабушка голыми руками рвала крапиву для скотины. Руки у нее были большие, морщинистые и, казалось, что в морщинках всегда была чернота.

            В доме у бабушки было не очень чисто, обстановка бедная: открытая полка для посуды с занавеской, стол, стулья, скамьи. Около русской печки всегда стояли огромные чугуны с каким-то варевом для скотины. Семья бабушки жила в «сложных» в санитарном отношении условиях. Воду они носили со станции, а воды надо было иметь много, для себя и для скотины.

             Во Фрязево папа с нами никогда не ездил, но это обстоятельство в семье никогда не обсуждалось. Если на «пасху» мы с мамой были у бабушки, и она давала нам крашеные яйца, то мы должны были их обязательно съесть, а домой не везти.

              Мама очень тепло относилась к своей старшей сестре тете Вере. В 1938 году ее мужа Ивана Прокофьевича Глазкова посадили в тюрьму, как врага народа, где он и умер, а в 1953году, после смерти Сталина, был реабилитирован. Мы дружили с дочерью тети Веры Лидой. Она была старше Люды на два года. Мы часто собирались у Лиды дома и с большим удовольствием разглядывали картинки из толстых старинных журналов «Нива», а также красочные картинки в книге «Волшебные сказки». У Лиды в доме было много книг, в том числе старинные издания Пушкина, в переплете, отороченном «золотом».

             Мама, я и Людмила с тетей Верой и Лидой часто ходили за грибами. Лес был рядом, и грибов было много. Иногда мы набирали до ста с лишним штук белых грибов. Иногда мы ходили за грибами рано утром в будничные дни. Набрав целую корзину грибов, мама уходила на работу, а мы с Людой их разбирали, чистили, варили или определяли на сушку. Поэтому я с детства хорошо знаю все грибы и очень люблю их собирать, чистить, готовить и есть. Поскольку наши родители работали, забота о покупке продуктов лежала на нас с Людой. Мама оставляла нам деньги, и мы ходили за покупками. Вспоминаю довоенный продовольственный магазин. Полки ломились от изобилия продуктов. Сколько там было различных колбас, вареных, полукопченых, копченых, сырокопченых, окороков, разных копченых рыб, изобилие сортов сыра, красной и черной икры и горки банок крабов и других рыбных консервов! А какие красивые коробки конфет и разные кондитерские изделия – глаза разбегались. Единственное, чего не было в магазине, это молока, которое мы покупали у молочниц. Они  приходили с бидонами к дому и в подъездах кричали: «Молока надо? Молока надо!». Кому было «надо» выходили и покупали.

             В магазине мы с Людой позволяли себе покупать то, чего еще никогда не ели, не пробовали, но в ограниченных количествах. Вечером мы отчитывались перед мамой, и она всегда одобряла наши покупки.

            Осталось в памяти мороженое нашего детства. Тетенька в белом переднике с большим голубым ящиком держала в руках приспособление, которое представляло собой круглую открытую «коробочку» - форму с ручкой внизу. В «коробочку» она вставляла круглую вафлю по размеру формы, а потом открывала голубой ящик, из которого шел «дым от искусственного льда» и ложкой, извлекая мороженое, заполняла им форму. Потом, накрывала форму другой круглой вафлей и движением ручки, как фокусник, извлекала мороженое из формы. Фишка заключалась в том, что на вафлях были имена, как правило, из четырех букв, «Нина», «Зина», «Миша» и другие. Было очень интересно, с каким именем достанется тебе мороженое? Приспособлений было три. Самое маленькое мороженое стоило 20 копеек, среднее – 30 копеек и самое большое – 50 копеек.

             Иногда летом, в жаркие дни молодежь нашего дома спала во дворе. Нашим подружкам тоже разрешали спать на улице. Однажды мы упросили маму, и она разрешила нам спать на улице. Нам дали одеяла, подушки, и мы с удовольствием спали вместе со всеми. Трудно представить себе, чтобы в наше время было такое возможно.

              В нашей квартире было печное отопление, и зимой каждый вечер мы топили печку. Однажды утром я проснулась и чувствую, что не могу встать, голова тяжелая, как чугун. Дома переполох. Оказывается, мы все угорели. Видимо, вечером рано закрыли вьюшку, и угарный газ пошел в комнату. Помню, меня вывели на улицу, велели глубоко дышать, а я валилась с ног. Мне хотелось спать, а мне не давали и подносили к носу вату с нашатырным спиртом, терли этой ватой виски. Этот случай мне запомнился на всю жизнь. Теперь я твердо знаю, когда надо закрывать заслонку у печки.

              Особые впечатления остались у меня от бани. В баню ходили один раз в неделю. Собирая в баню мужчин, жены складывали их чистые вещи в белый платок и завязывали их узлом. Иногда они прихватывали с собой веники и тазики. И сразу было видно, что мужик идет в баню. Женщины складывали свои вещи и вещи своих детей в сумки из клеенки или в плетеные сумки с двумя ручками (других тогда не было), и обязательно брали с собой тазик. Таким образом, всегда было видно, что люди идут мыться.

              Баня была двухэтажная, на первом этаже мужской зал, а на втором – женский. Я не помню случая, чтобы в кассу не было очереди. Порой очередь выходила на улицу далеко за пределы входной двери. Очереди было две – мужская и женская. Но мужчины попадали в баню гораздо быстрее, так как они мылись быстрее и не были обременены детьми. Когда подойдет твоя очередь в кассу, и ты оказываешься в предбаннике, то надо найти свободное место на лавке, куда можно положить свое белье. А потом надо выстоять еще одну очередь, чтобы сдать верхнюю одежду и получить тазик с номерком. Удивительная картина: голые бабы стоят в очереди, держат в руках свою верхнюю одежду и ждут когда кто-то, вымывшись, принесет тазик, который отдадут тебе. После этого номерок надо привязать к ручке тазика и можно идти мыться. В моечном отделении надо найти свободное место на столике, куда можно поставить тазик. Иногда приходилось стоять около тех, кто заканчивал мыться. А чтобы налить в тазик воды, надо еще постоять в очереди. Помню, иногда видишь, что очередь к крану маленькая, выливаешь воду на себя и бежишь налить чистой воды.

              Помню, я была очень удивлена, заметив, что тела многих женщин были желтого цвета. Мама мне объяснила, что они работают во вредных цехах с тротилом, поэтому у них и лицо, и руки, и все тело желтые. Такое же желтое лицо было у тети Кати, жены папиного брата Ивана Николаевича.

               Когда мама поступила на работу, у нас дома была домработница, молодая деревенская девица Ксения. Они с Людой любили меня дразнить. Например, они меня спрашивали, кто мне больше нравится медвежонок или котенок. Подумав, я отвечала: «Котенок». Тогда они начинали говорить, что котенок облезлый, царапается и еще что-то гадкое про него. Тогда я говорила: «Ну, тогда мне нравится медвежонок!» А в ответ слышала: «Медведь здоровый, злой, мохнатый!» Я уже кричу: «Ну, тогда котенок!», и все начинается сначала. Этим они доводили меня до слез.

             Однажды Ксения повела меня к своей подруге, которая жила в бараке. Раньше барак я видела только снаружи, а внутри никогда не была. Барак представлял собой огромное длинное помещение. Вход с торца. Вдоль барака из занавесок разных расцветок сделан коридор, а занавески служили входными «дверями» в отсеки направо и налево. Отсеки друг от друга были отделены занавесками. В этих отсеках-комнатах жили как семейные, так и одинокие жильцы. Поскольку стен там не было, то слышно было все, что делается во всех отсеках барака, и смех, и ругань, и пение, и просто разговор. Мне было не по себе, неужели так могут жить люди? Оказывается, жили.

            В 1936 году мама стала работать заведующей детским садом. Я стала ходить в детский сад. Мне особенно нравилось время, когда все дети уходили домой, а я ждала, когда мама закончит работу. Я могла зайти в любую группу, взять любую игрушку и никто никогда мне не делал

​

​

​

                                                                                   никаких замечаний.

 

                                                                                              Обычно я уходила в садик вместе с мамой, но однажды она ушла на работу раньше, и я шла                                                                                        в сад одна. Садик был недалеко от нашего дома, даже не приходилось переходить улицу. Вдруг я                                                                                        вижу, останавливается автобус, и мама зовет меня и предлагает поехать с ней в автобусе в                                                                                                  Москву. Я была счастлива. Дело было перед майскими праздниками. Мама с завхозом должна                                                                                              была что-то привезти из Москвы для садика, в том числе и игрушки. Меня в магазины или на базы                                                                                        с собой не брали. Я должна была сидеть в автобусе. Когда мама в очередной раз принесла в                                                                                                автобус огромное количество бумажных цветов на палочках и ушла, я решила, что будет очень                                                                                             красиво, если я украшу салон автобуса этими цветами. Задумано – сделано! Я воткнула цветы                                                                                             всюду, куда только можно было, и с нетерпением ждала, когда все придут, увидят, как стало                                                                                                     красиво, и будут меня хвалить. Но каково было мое разочарование, когда я увидела разгневанное                                                                                         лицо мамы и смех всех остальных, кто ехал в этом автобусе. Пришлось собрать все цветы и                                                                                                   положить их на место.

                                                                                             

                                                                                            Иногда к нам приезжала бабушка - мамина

​

​

​

​

мама. Она была неграмотная, но очень добрая и трудолюбивая женщина, воспитавшая пятерых детей. Мне хорошо запомнилось, как бабушка заставляла нас закрывать кран с водой, чтобы «вся вода не вытекла, ведь колодца рядом нет». А мы с Людой смеялись и убеждали ее в том, что воды много, и она никогда не кончится, поэтому можно не торопиться мыть руки.

           В нашем доме никогда не было скандалов. Мама с папой были образцовыми родителями.

           Нас часто возили в Москву, но я ни разу не помню, чтобы это были походы по магазинам. Нас возили на ВДНХ, на ту старую довоенную выставку с деревянными павильонами. Мы долго хранили красных раков, купленных в палатке, где продавали пиво и вареных раков. Хранили мы и два кокона шелкопряда белый и желтый, которые взяли с разрешения смотрительницы из мешка в павильоне «Узбекистан».

           Водили нас и в планетарий, где я однажды уснула. В парке «Культуры и отдыха им. Горького» мы катались на «Чертовом колесе» и на каруселях. В метро мы познакомились с «лестницей-чудесницей».

          Были у нас и коньки «Снегурки» и не такие, как у других детей нашего дома, которые привязывались к валенкам с помощью веревки и палочки. Наши коньки крепились к ботинкам с помощью штырьков, вставляемых в углубления на пятках ботинок, а передняя часть коньков крепилась к ботинкам с помощью специальных зажимов. Это было и удобно, и эстетично.

          Мы любили кататься на лыжах и, как правило, катались во дворе. Помню, мы однажды проезжали вдоль нашего дома, а из соседнего подъезда вышел «гроза» нашего двора, «хулиган», как все его называли, Володька Говоров. Он шел наперерез нам с топором, видимо, в сарай. Люда не уступила ему дорогу, и после недолгих пререканий, он перерубил ей лыжу и спокойно пошел своей дорогой. Люда никогда не могла уступить обидчику. Если ее кто-нибудь заденет, она обязательно в след ему скажет: «Дурак!». Я часто пыталась убедить ее не связываться с «дураками», но все было тщетно.

          Напротив нашего дома был клуб им. Карла Маркса, куда мы с Людой каждую неделю ходили в кино. Один и тот же фильм показывали целую неделю. Мы не пропустили не одного фильма. Билет на дневной сеанс стоил десять копеек.

          За клубом был стадион, а за стадионом – парк, а в нем песчаный карьер. Видимо когда-то из него брали песок, а потом он заполнился водой, и там купались дети. Вода была стоячая, коричневая от песка, и мама нам не разрешала там купаться. Но нам очень хотелось купаться, ведь все наши подруги купались. Мы тоже купались, но маме об этом не говорили. Каково же было наше удивление, когда она узнала об этом по абсолютно сухим, но желтым трусикам, а ведь раньше они были белыми. Мама разрешала нам только мочить ноги. Тогда мы пошли на такую хитрость. Снимали трусы и заходили в воду, высоко задрав платья. Вот теперь мама не догадывалась, что мы купались, да ведь мы по нашим понятиям и не купались, а просто по пояс заходили в воду. И трусики были чистые.

          Когда мне было лет шесть или семь, мы с Людой и ее подругой переходили улицу, и меня сбила машина. Надо сказать, что мама нам не разрешала уходить со двора без спроса, но мы ее не послушали и отправились на помойку во двор столовой за стеклышками от разбитых тарелок. Все обошлось благополучно: я цела, а машина в кювете. После этого, Люда с подругой, взяв меня под руки (идти я, сама не могла) поволокли на помойку, пообещав отдать мне самые красивые черепки, если я ничего не расскажу маме. Но мама от кого-то быстро об этом узнала и уже бежала нам навстречу. Оказавшись у нее на руках, я уснула и проспала до вечера, когда папа уже был дома. Первый вопрос, который он мне задал, улыбаясь: «Ну, рассказывай, как ты сбила машину?». Людмила в этот вечер была очень грустная.

          Как правило, нас всегда одевали в одинаковые платья, и ходили мы всегда вместе. «Хранителем» ключа от квартиры всегда была я, и держала я их в руке, намотав веревочку на запястье руки. Не было случая, чтобы я его потеряла.

          Когда мама не работала, мы держали в сарае козу и кур. Сколько было радости, когда наша коза принесла нам двух козлят. Первые дни они жили у нас в квартире, и мы с Людой за ними ухаживали. Прошло какое-то время, и этих козлят зарезали. Сколько было слез и огорчения. Мама плакала вместе с нами. Мы упрекали своих родителей в том, что они поступили жестоко, а они оправдывались перед нами. В знак протеста, мы отказались, есть суп и жаркое, хотя мама пыталась убедить нас в том, что еда сварена совсем из другого мяса, а мясо козлят кому-то отдали.

           А еще у нас дома жил ежик. Мы принесли его из леса. А осенью он пропал, и мы нашли его перед новым годом, когда доставали елочные украшения, хранившиеся в диване. Ежик мирно спал, завернувшись в вату, он устроился на зимнюю спячку.

          Воспитывали нас не только родители, школа, но и соседи. На нашей лестничной площадке жила учительница из нашей школы. Мы почему-то никогда ее не приветствовали. И вот однажды, она остановила нас с Людой на лестнице и сделала нам замечание по этому поводу. В ответ Людмила сказала, что ведь Вы не наша учительница, на что педагог ответила, что надо приветствовать всех учителей школы, а, тем более она наша соседка. Мне было так стыдно, что этот эпизод врезался в мой мозг на всю жизнь.

          Каждый год папе на работе давали путевки в санаторий на Кавказ или в Крым. Мы с нетерпением ждали его возвращения, так как он всегда привозил нам подарки, коробочки, украшенные ракушками, шерстяные «воздушные» воротнички, открытки и много южных фруктов.

​

 

 1.2. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ.

 

           Первого сентября 1939 года я пошла в первый класс. Я с таким нетерпением ждала этого дня, волновалась, но когда пришла к школе (меня провожала мама), мне стало плохо,

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

закружилась голова, началась рвота, и мама меня отвела домой. Таким печальным был для меня первый школьный день. На второй день я уже была в школе. На первой парте сидели самые маленькие дети – я и Леша Галахов. Он был некрасивый мальчик, с оттопыренными ушами, выпученными глазами, белыми ресницами, и очень плохо учился.

               А мне учеба давалась очень легко и училась я хорошо.

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                  В 1940 году маму перевели на работу заведующей домом приезжих завода №12. Это была небольшая гостиница на четыре комнаты, где останавливалось начальство, командированное на завод. При доме приезжих была столовая из двух залов. Один для ИТР человек на двадцать, а другой зал для руководства - на девять человек.

                Иногда в доме приезжих проводили банкеты по особо торжественным случаям. Я помню, как на завод приезжал первый секретарь МК и МГК ВКП (б) Щербаков А.С., и в честь его приезда был дан банкет. Повариха тетя Ксения разрешила нам заглянуть в комнату для банкетов, когда там еще никого не было, а стол уже быт накрыт. В памяти остался немыслимый по тем временам стол: сказочно украшенная еда, изобилие цветов и роскошная посуда.

               Мама не разрешала нам приходить к ней на работу. Но мы иногда все-таки забегали, и шеф-повар Гаврюша давал нам поесть чего-нибудь вкусненького, за что его мама ругала.

              Однажды, родители нам объявили, что они взяли отпуск, и мы всей семьей едем в дом отдыха. Вот это праздник! Мы с Людой были просто счастливы, как мы ждали этого дня!

              В воскресенье мама стирала белье и собирала вещи для поездки. В это время мы услыхали по радио обращение Молотова, знаменитое «…сегодня в четыре часа утра без объявления войны фашистская Германия напала на нашу страну…».

             Да, это было воскресенье 22 июня 1941 года.

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

​

​

​

 

           Все наши планы рухнули. Мы-дети еще не понимали всей серьезности случившейся беды, нам было просто обидно, что мы не поедем отдыхать. Мама плакала, папа ушел на завод. Жизнь для всех разделилась на два периода: «до войны» и «во время войны». А в тот первый день войны мы смотрели в окно и наблюдали за первыми признаками на глазах меняющейся жизни. Народ побежал в магазины, люди тащили все что могли: крупу, соль, спички, свечки, мыло. Вот мужчина понес в белой кепке, какую-то крупу, женщины несут продукты кто, в чем может, кто в платках, кто в косынках. В то время в магазинах, как правило, не было бумаги для упаковки товара, и покупатели приходили за сыпучими продуктами со своими мешочками. В магазине началась давка, беспорядки, которые прекратили закрытием магазина.

          Мы даже не предполагали, как быстро мы начнем взрослеть с этого дня.

          Через шестнадцать дней после начала войны папу перевели на работу в Горком партии. Дома мы его практически не видели. Он приходил домой только спать.

           Немцы приближались к Москве стремительно. Город находился на военном положении. Однажды объявили, что завод закрывается, всех работников начали рассчитывать (увольнять). В случае захвата города фашистами, завод должны были взорвать. Началась паника. На улице оказались толпы людей. Были слышны призывы: «Бей коммунистов!». Люди начали врываться в квартиры, из которых эвакуировались жители, грабить их. Мы с Людой видели, как перед нашими окнами (на третьем этаже), летел пух от подушек, которые выбрасывали со второго этажа нашего подъезда. Останавливали машины, в которых были отъезжающие, и сбрасывали их вещи на землю. Нам запретили выходить на улицу и приказали никому не открывать дверь. Все это безобразие мы наблюдали из окна. К нашей радости беспорядок был быстро восстановлен. Зачинщиков арестовали, и по законам военного времени, по словам папы, даже кого-то расстреляли.

          Завод снова заработал.

          Но тревога за нас у родителей не проходила, и они решили отправить нас к бабушке во Фрязево. Не только наши родители волновались за своих детей, и, таким образом, у бабушки в доме оказалось девять внуков. В этой суматохе как-то никто не сообразил, что Фрязево - узловая станция и находиться там еще опаснее. На второй день нашего пребывания у бабушки, был налет немецких самолетов на станцию. Бабушкин дом был рядом с железнодорожной линией, и самолеты пролетали над самым ее домом. Летели они очень низко, строчили из пулемета или автомата по домам, и я видела на них черные кресты с желтым обрамлением. Я видела, как от самолета отделялись бомбы. Сначала они летели по курсу самолета, а уже потом по траектории летели вниз на землю и там взрывались. Потом самолет разворачивался, и все повторялось сначала. Я смотрела на самолет, как завороженная. В это время бабушка, как наседка, бегала за девятью внуками и пыталась всех спрятать в погреб, а внуки вырывались и бегали по двору. Дом трясло от взрывов, некоторые стекла вылетели, отлетели стрелки часов, а маятник качался. Время не остановилось. Мы продолжали жить. Тут же, между бабушкиным огородом (а он был небольшой) и железнодорожным полотном была большая воронка, другие воронки от бомб были подальше. Все это произошло примерно в полдень, а часам к пяти мама уже прибежала из Электростали во Фрязево, именно прибежала, так как поезда не ходили. Маме сказали, что бомбили станцию, разбомбили водокачку и все прилегающие к станции, дома. Мы шли домой пешком, примерно семь километров. Между Электросталем и Фрязево стоял эшелон с эвакуированными из Электростали жителями, который следовал в Новосибирск, но застрял, проехав всего 4-5 километров. Старики и дети сидели на обочине, варили себе еду. Там было много маминых знакомых. Мы тоже могли бы эвакуироваться с этим эшелоном, но родители решили, что это уж очень далеко.

              В каждом дворе были вырыты «щели» для укрытия людей от бомбежки, только я ни разу не видела, чтобы там кто-нибудь укрывался. Тревога объявлялась почти каждую ночь. В небе гудели чьи-то самолеты, стреляли зенитки, небо со всех сторон города освещали лучи прожекторов. Все стекла домов были крестообразно заклеены полосками из бумаги, чтобы, если стекло разобьется, осколки повисли на ленте и не поранили людей, которые, как правило, во время тревоги смотрят в окна. На всех окнах были светомаскировочные шторы из черной бумаги, и когда вечером в домах зажигали свет, то обязательно опускали шторы, да так, чтобы не было ни одного просвета. За этим следили дети. Мы бегали по квартирам и предупреждали тех, у кого штора прилегала неплотно. На улице при этом была кромешная тьма.

              Тревогу объявляли по радио, и гудели заводские сирены. Если мама была уже дома, то уводила нас, (вернее мы бежали) к ней на работу в дом приезжих. Мама считала, что в одноэтажном доме безопаснее, чем на третьем этаже, где мы жили. Однажды, когда мы бежали, Люда сказала, что около ее уха что-то прожужжало. Утром на этом месте мы нашли огромный осколок. Папа сказал, что это осколок от снаряда зенитки. Мы долго его хранили дома.

               Налеты вражеских самолетов участились, и оставаться в городе стало опасно.

               В октябре 1941 года мы эвакуировались в Ивановскую область, Никологорского района в деревню Синяткино. Там жили родственники папиного знакомого, который вывез на военной машине свою семью и нас. Папа остался в городе, и в случае сдачи Москвы, он должен был уйти в ополчение или в партизаны, как и его прапрадед в 1812 году в период войны с Наполеоном.

              В деревне мы поселились у одной старушки Евдокии Ивановны. В избе была маленькая кухня с русской печкой и одна комната. Большую полуторную кровать тетя Дуня отдала нам, и мы спали на ней втроем. На базаре мы купили картошку. В Никологорах (это километра два от деревни) мама поступила работать воспитательницей детского сада льноткацкой фабрики, но проработала там недолго из-за болезни горла, (у нее пропал голос) она не могла работать с детьми. Ее перевели на работу в столовую буфетчицей той же фабрики, а через два месяца она уже работала заведующей столовой. Каждый день мама приносила домой один литр густого супа и один килограмм «коммерческого» хлеба, который покупала в буфете помимо хлеба, купленного по карточкам. Иногда она приносила белые куски сладкой «глюкозы». Ни раньше, ни позднее, я никогда не видела такого продукта. На всю жизнь я запомнила маринованные белые грибы в бочках, которые выдавали по спискам эвакуированным. Это было так вкусно, особенно с картошкой, запеченной в русской печке.

              Местные жители относились к нам по-разному. Одни нам сочувствовали, а другие называли «перкувыренными» и досадовали, что нам что-то дают по отдельным спискам, например, грибы.

              Когда мы уезжали из Электростали, то мама взяла из крупных вещей корыто, в которое упаковали швейную машинку и самовар, которые нам очень пригодились. Мама хорошо вышивала и взяла с собой цветные нитки-мулине. Она стала шить на машинке кофточки из материала заказчиц, а мы с Людой их вышивали. Кофты так нравились деревенским девушкам, что отбоя от заказов не было. Расплачивались с нами натуральными продуктами, молоком, яйцами, морковкой.

             Казус получился с учебой. В сентябре месяце 1941 года в связи со сложной военной обстановкой, в Электростали школу не открыли. Потом мы эвакуировались, и таким образом, пропустили целую четверть. У меня за плечами было два класса, а у Люды – четыре. Люда сразу смело заявила, что пойдет учиться в пятый класс, а я трусиха испугалась и сказала, что пойду  снова во второй. Но, проучившись один день, я пришла домой со слезами и сказала, что мне там не интересно и просила перевести меня в третий класс. Так и сделали. За вторую четверть у меня

​

​

​

 

по всем предметам были отличные отметки, а у Люды была оценка «хорошо»

только по немецкому языку, а по остальным предметам были все отличные.

Все было бы хорошо, но не было тетрадей. Писать было не на чем. Но мы

вышли из положения. В книжном магазине мы покупали брошюры с докладами

наших «вождей», напечатанные на хорошей лощеной бумаге, крупными буквами

с большими интервалами между строчками. Вот в этих интервалах мы и делали

домашние задания. Для контрольных работ и диктантов нам выдавали чистые

тетрадные листочки. С тех пор я трепетно отношусь к бумаге, и не

​

​

​

​

​

​

​

могу выбросить листик, если обратная сторона чистая. Такое же отношение к бумаге я наблюдала и у Людмилы. Мы используем ее для заметок или черновиков. Аналогично, также трепетно относятся блокадники Ленинграда к хлебу.

              В эвакуации мы прожили восемь месяцев. Было тяжело, но терпимо. Когда мы уезжали из Электростали, нам родители разрешили взять с собой какие-нибудь игрушки. Мы взяли наших любимых кукол «моргалок» и маленький настоящий на три стакана самоварчик. При отъезде пришлось эти игрушки оставить. Также мы оставили и самовар – тяжело было везти.

              Дорога домой была очень трудной. До станции мы ехали на подводе. Хотя у мамы был вызов на въезд в Московскую область, она долго не могла взять билеты. Мы сидели на станции и ждали. Наконец-то, взяв билеты без указания поезда, и, естественно, номера вагона, мы еще долго не могли уехать. Поезда либо вообще не останавливались, либо приходили переполненные, и ни один проводник не открывал двери вагонов. Люди с мешками и чемоданами метались от одного вагона к другому, стучали в двери и окна вагонов, но все было тщетно. Стоянка поезда была две- три минуты. В один из поездов маме удалось с трудом запихнуть нас с Людой и вещами в тамбур между вагонами. Лезли мы туда сначала по ступенькам вагона, а потом по буферу с силой раздвинув «гармошку» тамбура. Нам помог какой-то мужик, которому мама пообещала мешок сухарей, которые мы везли с собой. Сама мама села на подножку вагона, проводница стала ее сталкивать. Мама кричала, что у нее дети в тамбуре и есть билеты на проезд. Поезд уже пошел, мы не знали где мама и закричали в два голоса, а мужик начал шарить по нашим вещам и орал: «Где сухари?». Услыхав наши крики, проводница впустила маму в переполненный вагон. Нас с Людой тоже впустили в вагон. Люди сидели и лежали на всех трех полках и на полу. Проводница поместила нас в своем купе. Видимо мама ей хорошо заплатила. В мае 1942 года мы вернулись в Электросталь.

            Я очень любила читать стихи, ходила в кружок художественного чтения и принимала участие в художественной самодеятельности в школе и в клубе им. К. Маркса. Однажды в смотре я заняла одно из призовых мест и была награждена денежной премией в тридцать рублей. Когда я отдавала маме деньги, она была растрогана до слез, сказав, что в семье появилась помощница, и теперь нам жить будет легче.

            А жить людям в ту пору было очень тяжело. На нашей площадке жила тетя Люба. Помню, мама давала ей какую-то еду, в том числе и сырые очистки от картофеля, Их многие люди не выбрасывали, а варили из них суп. И все-таки тетя Люба умерла, соседи говорили, что от голода.

           В нашей новой, построенной до войны, школе разместился госпиталь для раненых солдат. Мы часто туда ходили выступать с концертами. Я читала стихи: «Жди меня», «Сын артиллериста», «Сестрица» и другие. Я очень любила читать стихотворение о девочке. Часть его я забыла, но напишу, что помню.

         

          В Сокольниках есть детская больница.

          Из русских сел, растерзанных врагом,

          Ребят угрюмых привезли в столицу,

          Укрытый елями старинный дом.

          Стоит он, странной тишиной объятый,

          В большие окна ровный свет летит.

          Прошла я осторожно вдоль палаты,

          Где девочка лежала лет пяти.

          С нее сорвали немцы полушалок,

          Когда на стужу выгнали семью,

          На маленький комочек мать дышала,

          Пытаясь дочку отогреть свою.

          А на дворе метель по-волчьи выла,

          На детских щечках стыли капли льда.

          И не забыло худенькое тело,

          Как было очень холодно тогда.

          …………………………………….

          (она вспомнила, как хорошо босиком пробежаться по росе)

          ………………………………………

 

          Потом она вдруг вспомнила о маме,

          И вся рванулась, точно ветерок.

          И вижу я, что стянуты бинтами

          Два маленьких обрубка вместо ног.

          Пусть не слеза, пусть гнев горячий брызнет,

          Пусть сердце запылает, как в бою

          Пред этой искалеченною жизнью,

          Зовущий мстить за Родину мою.

​

         После того, как я прочитала это стихотворение, в палате наступала тишина. Все молчали. И только после какого-то времени, были аплодисменты. У некоторых солдат на глазах были слезы, ведь они сами были искалечены.

        Во время войны родители работали очень много, и домой приходили поздно.

        Мы с Людой любили вечерами сидеть на теплой плите, на кухне. У нас была чугунная двухконфорочная плита со встроенным бачком для воды. Печку топили дровами, когда она остывала, мы стелили на нее одеяло и сидели на ней, тепленькой. Помню, как мы, сидя на плите, решили выучить новый гимн Советского Союза. Люда говорила, что мы должны его знать наизусть. Вот мы и выучили. А в другой раз мы сочиняли песни. Помню одну, и то не до конца.

       

        Жила была мамочка, она была умница,

        У мамочки было двое ребят.

        Одну звали Ниночка, а другую Людочка.

        Обе они были октября (та). И т. д.

       

         Мы уже были не «октябрята», да и слово не соответствовало рифме, но по-другому мы не умели. Поэтов из нас не получилось. В основном мы разучивали новые стихотворения, например, о керосиновой и электрической лампах. Люда исполняла роль керосиновой лампы, а я – электрической.

         

         Люда: Я без хитрости горю, по старинке, по привычке,

         Зажигаюсь я от спички – ну, как свечка или печь.

         Ну а Вас нельзя зажечь.

         Вы гражданка самозванка.

         Вы не лампочка, а склянка.

 

         Я:        Глупая Вы баба. Фитилек у Вас горит чрезвычайно слабо.

         Между тем, как от меня льется свет чудесный,

         Потому что я родня молнии небесной.

         Мне не надо керосина, мне со станции машина

         Шлет по проволоке ток. Не простой я пузырек.

         Если Вы соедините выключателем две нити,

         Зажигается мой свет. Вам понятно или нет?

 

         В 1942 году немцев уже погнали от Москвы на запад, и в мае 1943 года папу направили на работу в город Курск, в отдел промышленности Курского Обкома партии.

        Когда папа приехал в Курск, был период боев на Курской дуге. Мы с ужасом слушали сообщения по радио, что на Курск были налеты по двести, триста и самое большое пятьсот вражеских самолетов, которые бомбили город.

​

​

                2.КУРСК. (1944 – 1950 г.г.)

2.1 ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ.

​

 

 

 

 

 

             В мае 1944 года папа перевез нашу семью в Курск. Ехали мы

в отдельном  товарном вагоне воинского эшелона. Папа был оформлен

сопровождающим груз поезда. Оформить такие документы помог

папе его брат Алексей.

 

           Когда мы приехали на станцию, то увидели

​

​

​

 

​

​

разрушенный вокзал. На платформе лежали трупы, накрытые брезентом, из-под которого торчали ноги в ботинках. Нам сказали, что это пленные немцы, снятые с поезда.

               Около вокзала был маленький рынок, и мы с Людой купили горячие картофельные пирожки с фасолью. Раньше мы никогда не ели пирожков с такой начинкой. Они нам очень понравились. Пришла машина, погрузили наши вещи, и мы отправились на новое место жительства. Это была комната в трехкомнатной коммунальной квартире в четырехэтажном кирпичном обкомовском доме на центральной улице Ленина. Через четыре месяца мы переехали в другую квартиру в этом же доме на втором этаже и имели две комнаты в трехкомнатной квартире. В большой комнате было два окна, но одно было заложено кирпичами. В городе катастрофически не хватало строительных материалов. И легче было заложить окно кирпичами, чем изготовить рамы и застеклить их. Город практически был весь разрушен, от больших зданий остались одни стены. Правда, одноэтажные частные домики остались невредимыми.

              Постепенно город начал восстанавливаться, но время было очень трудное, голодное.

              Теперь о школе. Так как мы приехали в Курск в мае месяце, то попали как раз к экзаменам. А сдавать экзамены незнакомым учителям и с еще незнакомыми учениками гораздо труднее. Но экзамены мы сдали хорошо. У меня была лишь одна четверка по русскому языку, остальные пятерки, а у Люды в основном тоже были пятерки. Меня поразило состояние класса: парт в классе не было, а сидели мы на стульях разного калибра, канцелярских, венских, лавках,

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

расставленных вокруг столов. Столы тоже были разные, квадратные, круглые, большие и маленькие. Эту мебель приносили ученики из дома, кто что мог, вернее, кому, что дома дали. Некоторым приходилось писать на подоконнике, стоя. Стульев всем не хватало. Однажды мы пришли в свой класс, а в помещении только один венский стул и тот без сидения. Мы отдали его учителю. Доски тоже не было. Оказывается, в каких-то классах были контрольные Гороно (городского отдела народного образования) и всю мебель отнесли в эти классы. Как ни странно, но занятия у нас были, сидели мы на корточках на полу вдоль стен, а учителя писали мелом на двери. Ни в классе, ни в коридоре не было ни одного наглядного пособия. Правда, на урок географии Вера Григорьевна всегда приносила с собой карту. Через год у нас появились настоящие парты и доски. Надо отдать должное учителям. Даже в таких сложных условиях они смогли донести до нас основы знаний школьной программы.

​

 

​

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

​

 

 

 

 

 

​

​

 

 

 

 

​

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

​

​

 

                Неизгладимое впечатление осталось от «школьных завтраков». Каждому ученику полагалось бесплатно кусочек черного хлеба и столовая ложка сахара или чайная ложка повидла. Дежурный по классу в буфете брал то, что положено было на весь класс. Для этого дежурный брал сидение от венского стула и на нем приносил в класс хлеб и на клочке оберточной бумаги сахарный песок или повидло, которое намазывал на кусочки хлеба и раздавал всем толпившимся и наблюдавшим за этим «священнодействием» дежурного. Когда эта процедура заканчивалась, сидение возвращалось на его законное место для выполнения своего прямого назначения.

              Никаких кружков художественной самодеятельности или секций в школе не было. А нам хотелось чем-то заниматься, и мы самостоятельно организовали драматический кружок и репетировали у нас дома отрывки из «Ревизора»: сами делали себе костюмы, и выступали перед своим классом. В то время школы были раздельные, женские и мужские. Так что все мужские роли, а их было в «Ревизоре» большинство, играли девочки. У меня уже были подруги, Мальвина Аблова и Инна Третьякова.

           Восемнадцатого мая 2006 года от Мальвины  (она сейчас живет в С-Петербурге) я получила письмо. Мне хочется привести строчки из этого письма,  так как в нем имеются воспоминания о годах нашей совместной учебы и дружбы.

         «Здравствуй, дорогая моя Ниночка!

          Я начну писать со сказочки. Когда-то, давным-давно, в одном городе (Курск называется) жили-были три, нет, ошиблась, четыре девочки: Ниночка, Мальвина, Инесса-красавица и еще девочка по фамилии Руденко, самая серьезная, тоже Нина. Учились они в школе, в 7 классе. А рядом во дворе школы бегали с утра парни с лопатами, они работали. Поскольку они были не наши (пленные немцы), все ребята их дразнили всякими словами: »Ну что, победили, да?» и прочими словами не очень ругательными. Ругаться мы не умели. Ну, просто дразнилка была: «Ну, что съели, съели?». Но немцы «хорохорились» и говорили о себе что-то хорошее, а что не помню. Вечерами наши побежденные «враги» во дворе медицинского института играли в футбол. А я жила на третьем этаже высокого (по тогдашним меркам) дома. Из окна хорошо была видна железная дорога, хотя она была очень далеко. Но зато, когда немцы бомбили ее, все было видно. Было много огней вдоль полотна железной дороги, но мы с бабушкой (почему-то помню – только с бабушкой) должны были бежать вниз, в укрытие. Укрытия самого не помню, какое оно, было, Помню, что рядом с нашим домом, 3-х этажным, стоял малюсенький дом. И когда война кончилась совсем, и мы вернулись в Курск, то этого дома не было вообще. Сказали соседи, что было прямое попадание бомбы в него, а наш почему-то совсем целый остался.

          Помню, как я ходила к тебе домой по улице Ленина, с аккордеоном, был у меня такой трофейный аккордеон. Между прочим, он и сейчас у меня есть, только играть, кажется, не могу совсем, хотя звук так и сохранился хорошим.

           Почему-то я помню вашу соседку, которая сиденье унитаза обила бархатом и никому его не давала. Глупость, но помню.

           Ниночка, я понимаю, что пишу сумбурное и бредовое письмо. Ты меня извини за это. Но воспоминание о тебе вызвало у меня очень много давних воспоминаний. Понимаешь, свежих воспоминаний нет, есть только очень старые, но зато они такие дорогие и ценные.

          Помню Инессу. Помню ее фигурку и лицо, поступь. У нее была сестра, не похожая на нее. Как-то раз на уроке математики учительница громко вскрикнула: «А теперь весь многочлен заберем в скобки!». Это было так неожиданно и громко, что бедная сестренка вскрикнула, учительница подумала, что она… ну, передразнила, что ли и стала ее ругать. Но тут вступилась ты, все разъяснила и уладила конфликт. А учительнице, не помню, как ее зовут, не следует орать на уроке. А вот внешность учительницы я помню. Солидная».

         Мой комментарий: звали ее Мария Филипповна, а прозвище было «копейка», так как у нее были маленькие кругленькие глазки, как копеечки.

         В Обкоме партии к каждому празднику сотрудники (в основном это были молодые девушки из технического состава) готовили концерт художественной самодеятельности. Туда ходила и я. Мне сшили балетную пачку из марли с множеством юбок. Я исполняла акробатический этюд под аккомпанемент баяна. Это был и «мостик», и «стойка на руках», и «колесо», и «коробочка» и «шпагат», и много-много других фигур и поворотов, названия которых я не знаю. Публика мой этюд принимала «на ура!». А еще я рассказывала стихи. Помню, в газете было напечатано стихотворение «В лесу прифронтовом». В дальнейшем это была популярная в те годы песня. Я выучила стихи и рассказывала их под аккомпанемент баяна под вальс «Осенний сон».

        Аккомпаниатором у нас был учащийся музыкального училища Володя. Он писал мне записочки, хотел со мной встречаться, и предлагал мне «дружбу». Но он мне совсем не нравился, и я просто над ним издевалась. Я говорила, что у меня уже есть друг – Мальвина, мы с ней гуляем, ходим в кино, интересно проводим время, и больше мне никто не нужен. Это было первое проявление внимания ко мне (в 14 лет!) со стороны молодых людей.

        Вторым «проявлением внимания» был Владик из соседнего двора. Он учился в мореходном училище в г. Клайпеде и летом на каникулы приезжал домой. Форма ему очень шла. Во дворе у нас было много детей, и мы часто играли в волейбол. Он тоже приходил, и однажды проводил меня до второго этажа, до нашей двери, поцеловал мою руку и опрометью помчался вниз по лестнице. Когда он уехал, я получила от него одно или два письма и на этом наше знакомство закончилось.

        Каждое лето меня отправляли в пионерский лагерь, куда я ездила с большим удовольствием. Это были новые знакомства, и разные приключения.

         Пионерский лагерь в годы войны выглядел так. В сельской школе в классе рядами стояли раскладушки. Никаких тумбочек, только длинная вешалка, прибитая к стене для верхней одежды. Личные вещи мы держали в сумках или в чемоданчиках под раскладушками. Спасаясь от блох, а их было очень много, под матрацы и под простыни мы раскладывали полынь. Завтракали, обедали и ужинали мы на колхозном стане, куда привозили еду. Самодельные столы были врыты в землю. Вокруг столов стояли скамьи, а над ними была крыша от дождя и солнца. После завтрака мы ходили на прополку каких-то овощей, а после обеда был тихий час. Потом – свободное время, в течение которого мы разучивали песни, играли в «ручеек» или другие массовые игры. Если позволяла погода, ходили на речку купаться. Помню, как однажды мы вместе с пионервожатой ночью ходили воровать огурцы. Нарвали на весь отряд. На колхозной кухне нам дали картошки и вечером мы пекли ее на костре и ели со свежими огурцами. Часто мальчишки приносили нам из колхозного сада яблоки.

          В нашем классе училась дочь второго секретаря Курского обкома партии Гаврилова Светлана. Их семья жила в нашем доме. Училась она плохо. Светка была очень избалованным ребенком, рано созрев, в свои четырнадцать лет она выглядела на все восемнадцать. Все ее мысли были заняты не учебой, а мальчиками. Мама Светы попросила мою маму пожить мне лето у них на даче в местечке «Знаменка» и позаниматься со Светкой русским языком и математикой. Моя мама согласилась. Мать Светы не работала. С младшим братишкой Светы занималась домработница, а мать ежедневно уезжала в город. Так что мы со Светкой были предоставлены сами себе. Отец приезжал поздно, и мы его практически не видели. Я должна была заниматься со Светкой не менее двух часов (один час русским языком и один час математикой) Но какие тут занятия? Рядом жил парень Валентин Черников, в которого Светка была влюблена. Он тоже был сыном ответственного работника и жил в городе в нашем доме, а летом их семья жила на даче. У Светки были мысли одни, куда он пошел, что он сказал, как посмотрел. Я с трудом умоляла ее позаниматься. Мне было очень стыдно врать ее матери, что мы занимаемся по два часа. На самом деле в лучшем случае занятия длились не больше тридцати минут. Ведь надо было хоть что-нибудь записать в тетрадку.

        Это был мой первый репетиторский опыт.

         9 мая 1945 года закончилась война. Это была для всех такая радость! Незнакомые люди на улице обнимались, целовались и плакали. Даже соседи по квартирам, которые недолюбливали друг друга, садились за один стол и отмечали Победу. За всю свою жизнь я не помню такого всенародного праздника, когда все люди смеялись и плакали одновременно от счастья. Этого дня они ждали долгих четыре года, голодных и холодных, пахнущих кровью и смертью. Появилась надежда на лучшую жизнь. Теперь время разделилось на три периода: «до войны», «во время войны» и «после войны».

         Спустя 60 лет в 2005 году, когда вся страна торжественно отмечала 60-летие Победы над фашистской Германией, я получила международную награду- орден «За вклад в Победу». Этот орден был учрежден Советом по общественным наградам России, как международная общественная награда за ратный и трудовой вклад в Победу во Второй мировой войне. (Так записано в тексте, прилагаемым к ордену). Я прекрасно понимаю, что мой вклад был настолько мизерным, насколько могла его внести девочка в возрасте десяти-пятнадцати лет. Я выступала перед ранеными бойцами в госпитале, отправляла воинам на фронт посылки с вышитыми кисетами с махоркой и теплыми носками. Ежедневно работала летом в колхозе на прополке овощей и в городе – на разборке кирпичей разрушенных домов. В те праздничные дни 2005 года я также получила поздравление от имени президента Российской Федерации В.В. Путина с пожеланиями доброго здоровья, счастья и благополучия. Я понимаю, что это простая формальность, но все равно приятно.

          Война закончилась, а ее отголоски еще долго давали о себе знать. По-прежнему было и голодно, и холодно, и нечего было носить. Помню, как папа помогал мне распарывать свой старый пиджак, чтобы я сшила из него что-нибудь из одежды. Сшил он мне и зимнюю, меховую шапку-кубанку (тогда они были модными) из старых воротников. Мы с Людой сами пытались сшить себе босоножки, используя подошву от старой обуви. И было постоянное чувство голода, несмотря на то, что только что поел постного супа и макарон или каши.

          У нас был огород около дома и на «Боевой даче» в черте города. А еще был участок под картофель далеко за городом. Овощи с огорода были большим подспорьем для нашей семьи.

          Продукты можно было купить только по карточкам, а давали по ним мало. Наша семья по сравнению с другими семьями имела преимущества. Папа получал дополнительно две литерные карточки, а мама – одну, как руководящие работники областных учреждений. На рынке мы покупали молоко, овощи и яблоки, они были сравнительно недорогие. Нередко хлеб мы меняли на молоко, за один литр молока мы отдавали полбуханки черного хлеба. Карточки делились на рабочие, служащие, иждивенческие и детские. Хлеба на рабочие карточки давали по 600 грамм в день, служащим – 500, а на иждивенческие и детские карточки–по 400 грамм в день. Итак, наша семья получала в день два килограмма хлеба. По теперешним меркам это много. Но если учесть, что кроме хлеба у людей практически ничего не было, а к тому же хлеб порой был сырой и тяжелый – это очень мало. Помню, как однажды, мама приготовила на обед тюрю. В кипяченую воду она покрошила черный хлеб и лук, посолила и заправила постным маслом. Мы с удовольствием это ели, но мама сказала, чтобы мы никому об этом не говорили, так как тюря была пределом бедности.

           Безутешным горем в семье была потеря хлебных карточек, а часто за хлебом посылали детей. Нередко мы видели в магазине зареванного малыша, у которого украли хлебные карточки, и он теперь боится идти домой.

         Не лучше обстояло дело и с топливом. Несмотря на то, что мама работала в Курском управлении местной топливной промышленности, у нас не всегда было в доме топливо: уголь, торф или дрова. В основном обед мы готовили на керогазе, а если надо было затопить печку, то я шла с ведром во двор и собирала около сарая все щепочки, палочки и веточки. Иногда мы с Людой и мамой ходили за полтора километра за хворостом, который сгорал моментально.

           По мере того, как из руин восстанавливался город, претерпела изменения и наша квартира. В нашем доме начался ремонт, который делали пленные немцы. Работали они очень аккуратно. Было разобрано от кирпичей окно и вставлены рамы. В комнате сразу стало светлее. Были покрашены стены, и на них нанесли валиком накат. Под потолком был нанесен красивый орнамент, разрисованный вручную.   В результате, после ремонта у нас были очень нарядные комнаты.

            Война закончилась, пленные были доброжелательны, да и у меня уже не было к ним враждебного отношения. Поскольку я изучала немецкий язык, а во время ремонта я была дома, то имела возможность общаться с немцами на их языке. Они были очень довольны. Не могу сказать, что я разговаривала свободно, но все-таки смогла поговорить.

              Большой радостью для нашей семьи оказались «американские» подарки, которые получили и папа, и мама в своих организациях. Мы получили три демисезонных пальто маме, Людмиле и мне, кожаную безрукавку из верблюжьей шерсти для папы, два платья, халат, чулки и панталоны. Из панталон я сшила себе блузку и долго в ней щеголяла. Далеко не каждая нуждающаяся семья, а нуждались все, получила такое количество подарков. Видимо, мама проявила инициативу, так как подарки, выделенные для всех предприятий топливной промышленности области, были переданы в управление, а начальство управления, куда входила и моя мама, распределяло их по райтопам по своему усмотрению. Не исключено, что лучшая часть подарков осела в управлении.

             Незабываемой была для меня поездка в Москву к папиному двоюрному брату Александру Васильевичу Купцову, который работал заместителем председателя Госплана СССР. У папы с дядей Сашей всегда были теплые дружеские отношения еще с периода, когда мы жили в Электростали. Папа бывал у дяди Саши в гостях в Москве, в правительственном «доме на набережной», где до сих пор расположен кинотеатр «Ударник». Дядя Саша пригласил меня к ним в гости, и я жила у них на правительственной даче около недели. Я приехала из голодного края в рай. Помню случай, когда за завтраком тетя Аня, жена дяди Саши раскладывала всем сырники. Дядя Саша попросил положить ему один сырник, Вовке, их сыну она положила полтора сырника, сама она вообще есть не стала, а мне было стыдно сказать, что я могу съесть все четыре. Мне, несмотря на мой «протест», тетя Аня положила три штуки, а остальные отправила в миску собаки - Джеку. Джек подошел, понюхал и пошел прочь. Когда тетя Аня с дядей Сашей уехали в Москву, а Вовка убежал к друзьям, я, не долго думая, съела все сырники, предназначенные собаке. Они были очень вкусные. Когда тетя Аня приехала и увидела, что миска пустая, очень хвалила Джека. Но Джек в течение дня даже и не подошел к этой миске. Так я выручила Джека.

           С веранды открывался прекрасный вид на реку. Я сидела в плетеном кресле-качалке и читала «Графа Монте Кристо». Когда я уезжала, тетя Аня подарила мне отрез на платье.

           В 1949 году Александра Васильевича арестовали по «Ленинградскому делу». Папа немедленно выехал в Москву к тете Ане и помог ей переселиться в коммунальную квартиру на Пятницкой улице, куда ей «предложили» переехать с сыном. Перевозить пришлось только книги, одежду и личные вещи. Вся мебель была «казенная» и оставалась на месте. Позднее, дядю Сашу реабилитировали, но здоровье было подорвано, и он вскоре умер. Следом за ним похоронили тетю Аню. Так железным катком проехало по их семье «сталинское» правление.

          В 1946 году я окончила семь классов.

          Закончилось мое босоногое детство и подростковый возраст. Наступила юность.

​

                               

                                                                                2.2.СТАТУС «УЧАЩИЙСЯ ТЕХНИКУМА».

​

​

              1946 год. Первый тяжелый голодный послевоенный год. Продукты по карточкам. Дороговизна.

              На семейном совете было решено: я пойду учиться в техникум. У папы было плохое здоровье, болели ноги, и он считал, что нам с Людмилой побыстрее надо приобрести специальность, а потом, если будет возможность и желание, получить высшее образование. К

​

​

                                                                                  

                                                                                                           тому же учащимся техникума давали стипендию и рабочие карточки. Жить семье                                                                                                                         будет  легче.

 

                                                                                                                    Выбор профессии был оригинальным. Я написала на листочке бумаги все                                                                                                                              учебные заведения Курска, куда бы я смогла поступить учиться. Методом                                                                                                                                        вычеркивания тех профессий, которые я знала, но не хотела бы их приобрести, у меня                                                                                                              осталась одна «электрохимик». Об этой специальности я не имела ни малейшего                                                                                                                        представления, но звучала она заманчиво. Я знала, что занимаются электрохимики                                                                                                                    золочением, серебрением, никелированием и другими видами покрытий металлов.                                                                                                                    Итак, я решила поступить в Курский электромеханический техникум.

 

                                                                                                                   Помню, мама меня спрашивала: «Кем же ты будешь, когда окончишь техникум? По                                                                                                                 столбам

​

​

​

​

будешь лазить?» А я толком и ответить не могла.

                 Конкурс для поступающих в техникум был большой, но семилетку я закончила с одной

​

​

​

                                                                                                                        четверкой по русскому языку, остальные все были пятерки, так что экзамены                                                                                                                                  сдала успешно, и была принята на первый курс на отделение: «Технология                                                                                                                                    электрохимических производств».

 

                                                                                                                                   В то время я не знала, что «электрохимия», это и кислоты, и щелочи, и                                                                                                                                     цианистый натрий и другие, разрушительные для здоровья химикаты, с                                                                                                                                           которыми в дальнейшем времени мне пришлось работать.

 

                                                                                                                                  Техникум располагался на первом этаже той же школы № 6 по улице                                                                                                                                        Радищева, в которой я училась, так что я только с третьего этажа спустилась на                                                                                                                            первый.

​

​

​

 

Классных аудиторий было очень мало, поэтому учились мы в три смены. В первое время в аудиториях мы занимались по две пары, а еще одна пара была занята физкультурой, и занятия проходили на улице, если позволяла погода или в коридоре, когда на улице шел дождь или снег.

​

​

 

             

            Позднее нашей группе выделили аудиторию, в которой раньше был склад, (точнее сарай)

столовой. Мы сами его освобождали и вычищали от остатков торфа и угля от кучи пустых банок из-под

консервов и разного хлама. Окна были заложены кирпичом, мы их разбивали и помогали привести

помещение в порядок. Когда аудиторию отремонтировали, там уже можно было проводить занятия,

но не было отопления, и нам поставили печку-«буржуйку». Труба была выведена в окно. Сколько

казусов было с этой печкой. Мы приходили на занятия, а холод был ужасный, и ребята начинали эту

печку растапливать. Дым почему-то шел не в трубу, а в аудиторию. Однажды мы задымили весь первый

этаж, дышать было нечем, и нас отпустили домой. Оказалось, что снаружи снегом была забита

труба, поэтому дым шел в помещение. Порой в аудитории было так холодно, что чернила в

чернильницах замерзали, и мы не могли писать. В то время мы писали ручками с

металлическими перышками.

​

​

                                                                                                               Перышки были разные: «86», «рондо», «пионер»

                                                                                                         и другие. Чернила

​

​

                                                                                                         наливали в чернильницы-«непроливашки». Из-за холода на занятиях мы сидели в                                                                                                                       пальто. Часто мы подгибали под себя ноги, оставив обувь на полу, и с Инной                                                                                                                                 Третьяковой по очереди массировали друг другу ступни ног и даже одевали друг другу                                                                                                             на ноги варежки.

​

​

                                                                                                         Так мы мерзли всю зиму. С Инной мы

                                                                                                         просидели за одним столом

​

​

​

​

все четыре года учебы.

 

                 Ко второму курсу в нашей аудитории поставили батареи, и с отоплением все

нормализовалось.

 

                В нашей группе из 28 человек было всего семь девочек.

​

               Я дружила с Инной Третьяковой и с Мальвиной Абловой из группы «электриков».

​

                Все трое мы учились в школе в одном классе, и все вместе пошли в техникум.

 

                После первого курса Мальвина с родителями уехала

​

                                                                                                                              в Тамбов и поступила в 9

                                                                                                                              класс. После окончания

​

                                                                                                                               

                                                                                                                             десятилетки она поступила в Саратовский университет и, закончив его,                                                                                                                                             переехала в город Ленинград. Позднее она родила дочку Катю, и до                                                                                                                                                   настоящего времени  живет в Петербурге. За все эти долгие годы, почти                                                                                                                                           шестьдесят лет, мы встречались дважды в Ленинграде. Первый раз, когда я                                                                                                                                   была в Ленинграде в командировке, а второй, когда была в туристической

​

​

​

​

​

​

​

​

​

поездке. Мы давали о себе знать с периодичностью раз в десять–пятнадцать лет. Последний звонок был в апреле 2006 года. Я дала ей свои новые координаты, узнала, что она все еще работает на старом месте у академика Ж. Алферова. Договорились написать друг другу письма. Выдержки из ее письма я уже приводила.

          После отъезда из Курска Мальвины, у меня осталась одна подруга Инна, с которой мы практически не расставались.

​

​

​

                                                                                                                                   Вместе готовили уроки, вместе сидели за одним столом на занятиях,                                                                                                                                     вместе проводили свободное время, вместе играли в шахматы. Иногда, когда не                                                                                                                         успевали выучить все уроки, договаривались, кто по какому предмету что учит, а                                                                                                                          потом, по дороге в техникум друг другу выученное рассказывали. Например, я                                                                                                                                учу историю, а Инна – литературу, и по дороге в техникум я ей рассказываю                                                                                                                                    историю, а она мне – литературу. Нам этого было достаточно, чтобы получить                                                                                                                                отличную оценку. Учились мы хорошо. Инна была старостой группы.

​

​

 

 

 

​

​

​

​

 

                 Учителя у нас были оригиналами. Наш математик был очень

артистичным и часто говорил стихами, прибаутками, шуточками. Он мог

сказать кому-то, стоящему у доски: «Пиши цугом, цугом!» Тот недоуменно

смотрел на преподавателя, а математик начинал читать из «Евгения

Онегина» «…езжал-то вечно цугом…Ты, что не знаешь что такое «цугом?»

и т.д. Или мог кому-то, явно ответившему на двойку, сказать: «И суждены

Вам благие порывы, но

​

​

 

 

 

 

 

 

совершить, ничего не дано». Однажды, обращаясь к нам с Инной, сказал: «Ну, цыплята, идите отвечать». Мы не поняли, спросили, кому идти, а он ответил: «Да, любая!». Нас с Инной часто путали, и поскольку фамилии наши в журнале были рядом, (Тимофеева, Третьякова) отметки

​

​

                                            

                                                                                                                          ставили не той, кто отвечал. Мы не выясняли этих недоразумений, так как у нас                                                                                                                            обеих в журнале были почти одни пятерки.

 

                                                                                                                                       Мама часто мне говорила, что она не видит меня за уроками, что я много                                                                                                                            гуляю, мало занимаюсь, и грозилась сходить в техникум, узнать, как я учусь. Ни                                                                                                                            дневников, ни зачеток у нас не было, поэтому визуально мама не могла                                                                                                                                            уточнить мои успехи в учебе. На

​

​

​

​

​

​

​

предложение сходить в техникум я отвечала, что я не возражаю, но результаты она узнает по окончании сессии. А результаты всегда были отличные. Конечно эти «угрозы» были ради профилактики. Мама весь день была на работе и не могла видеть, как я занимаюсь. А занималась я добросовестно, и никогда в голову не приходило, пропустить занятия или не выучить урок. Когда я шла на экзамены, то знала все экзаменационные вопросы, конечно, одни лучше, другие

​

​

​

                                                                                  похуже, но ответить могла на любой вопрос.

 

                                                                                               Поступив в техникум, мы сразу включились в общественную работу. Принимали участие в                                                                                          художественной самодеятельности, были агитаторами на выборах в разные советы, читали                                                                                                  лекции  на различные темы. Помню, как однажды на Пасху мы выезжали в колхоз, и я читала                                                                                                  колхозникам лекцию «Религия, как опиум для народа», а потом был концерт художественной

​

                                                                                  

​

​

​

​

​

 

 

 

 

 

самодеятельности силами нашего коллектива. Спустя много лет моя дочь

Таня нашла текст моей лекции и сказала: «Мама, какую же ахинею ты несла,

рассказывая колхозникам о религии». В свое оправдание я могла только

ответить, что все это я взяла из книг, которые печатали в то время.

 

         В октябре 1947 года меня приняли в комсомол.

 

         Когда начались занятия на втором курсе, мы с Инной решили пойти учиться

параллельно в девятый класс вечерней школы. Мы планировали, что за два

года у нас за плечами будет аттестат зрелости, и мы сможем поступить в институт.

 

          Занятия и в техникуме и в школе шли успешно.

​

​

​

Но наши планы сорвал завуч техникума Трошин Иван Иванович. Мы с Инной были

​

​

​

застрельщиками в общественной работе, а, обучаясь и днем и вечером, мы не

могли принимать активного участия в жизни техникума.

 

           Хоровой кружок развалился. Иван Иванович узнал о том, что мы учимся в

вечерней школе, и провел с нами «нечестную беседу» сказав, что мы не имеем

права учиться сразу в двух учебных заведениях, и что если мы не бросим школу,

нас отчислят из техникума. По глупости мы этому поверили, бросили школу и с

головой окунулись в жизнь техникума.

 

          Вспоминается такой случай. Обычно свою стипендию я отдавала маме,

а по мере необходимости она

​

​

​

давала мне деньги на кино или разные нужды.

            Однажды, я решила на свою стипендию купить ей подарок ко дню рождения, дамскую сумочку. Ее сумка была уже старая и неприличная. 20 ноября я получила стипендию, купила маме сумку, а день рождения у нее 7 декабря. Мне хотелось сделать маме сюрприз, поэтому я ей говорила, что стипендию нам задерживают. Мама заподозрила неладное. Кто-то из моих подруг

​

​

 

маме сказал, что стипендию нам выдали уже давно, и мама решила

вывести меня на чистую воду. Она сказала мне, что не ожидала от меня

такого обмана. Мне стало так обидно, что я не сдержалась, достала

сумку, бросила ее маме и очень зло сказала, что я хотела как лучше,

хотела подарить подарок именно в день рождения, и, что я никогда не

вру. Мама заплакала, стала оправдываться, я тоже плакала. Вот так

нелепо я «подарила» маме на день рождения дамскую сумочку.

 

           На третьем курсе я уже была секретарем комсомольской

организации техникума.

​

​

​

​

 

           В1948 году на первый курс пришло много фронтовиков, демобилизованных из армии. Их

​

​

​

                                                                                                                принимали вне конкурса. Это были взрослые, бравые, опаленные войной ребята.                                                                                                                         Ходили они в шинелях и гимнастерках, на которых были орденские планки. В                                                                                                                                 техникуме эти ребята пользовались авторитетом. Среди них был Оспищев Женя,                                                                                                                       член комитета ВЛКСМ техникума. Мы с ним подружились. Женя был на шесть лет                                                                                                                       старше меня, мне было семнадцать, а ему двадцать три года. Мне нравилась его                                                                                                                         честность, добросовестность и прямота. Он был верным другом. Все свободное                                                                                                                           время мы проводили вместе. Любимым местом прогулок был парк «Бородино». У                                                                                                                         нас была «Наша аллея», «Наша лавочка», на которой мы целовались.

                                                                                                                 Однажды, когда мы были в парке, раздались

​

​

​

​

 

 

 

 

 

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

крики о помощи. Кричала женщина. Время было позднее. Женя моментально встал и сказал, что надо идти на помощь. Я же очень испугалась и стала отговаривать его. Но он настоял на своем, и мы быстро пошли на крик. Пришлось из кустов вытащить «влюбленного». К этому времени подоспела милиция (они часто там дежурили). Нас всех четверых (нас с Женей, как свидетелей) повезли в милицию. Девица стала защищать своего «парня», но протокол составили, а нас отпустили.

               Несмотря на то, что Женя семь лет не учился, учеба ему давалась легко, кроме теоретической механики и сопромата. Здесь ему на помощь пришла я. Мне нравились эти предметы, и я с удовольствием делилась с Женей своими знаниями. Тем более что был еще один повод для встреч.

              На занятия Женя ходил в гимнастерке и в шинели. Приличной гражданской одежды у него не было. Однажды я предложила сшить ему модные в то время шаровары. Он согласился. Позднее в 1951 году он прислал мне во Фрязино, где я уже работала, фотографию с такой надписью: «Нинуське от Евгения. Узнаешь свою работу? Сентябрь 1951 год, г. Курск».

              Потихоньку жизнь налаживалась, и ему купили хороший костюм

              У Жени был немецкий фотоаппарат «Цейс», и, когда мы ходили на прогулки, он всегда брал его с собой. Фотографии мы печатали вместе у нас дома, иногда засиживаясь до утра. Летом во время каникул и каждый выходной мы проводили время на реке Сейм или на  «Боевой даче»

​

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

 

​

​

​

 

 

​

 

 

 

вместе со своими друзьями, моей сестрой Людмилой, ее другом Валентином

​

​

​

​

​

                                                                                                                                         Несмачным, Инной Третьяковой с ее другом Валентином. Мы купались,                                                                                                                                  загорали, играли в волейбол.

 

                                                                                                                                          Женя познакомил меня со своими родителями и сестрами Марией и                                                                                                                                        Аней. Отношения сложились очень хорошие.

 

                                                                                                                                        Старшая сестра Мария была ровесницей моей мамы.

​

​

                                                                                                                   Женя был самым младшим в семье.

                                                                                                                  А его старший брат Матвей ровесник

                                                                                                                  моему папе. Всего у них в семье

                                                                                                                  было шесть детей: Матвей, Мария,

                                                                                                                   Григорий, Петр, Аня и Женя. В

​

​

​

​

Курске жили Женины родители Ксения Михайловна и Лука Емельянович и его сестры

Мария и Анна. Матвей жил в Одессе, Григорий – в Старобельске Ворошиловогродской

области, Петр – в г.Ивня Белгородской области.

 

              После окончания 3-го курса техникума мы всей группой ездили на практику в

г. Саратов на аккумуляторный завод. В памяти от этой практики осталось то, что мы

все время хотели есть. В заводской столовой нас обслуживали официантки

(самообслуживания тогда еще не существовало) и пока мы дожидались обеда, свою пайку

​

​

​

 

черного хлеба мы уже съедали с горчицей, которая стояла на столе, причем бесплатная.

             Однажды в магазине мы с Инной увидели ручные дамские часы – штамповка, за 150 рублей. Нам очень захотелось их купить, но у каждой из нас было только по 75 рублей свободных денег, которые мы могли себе позволить истратить. Тогда мы решили объединить наши деньги, купить эти часы и разыграть, кому они достанутся. А уже дома в Курске в следующую стипендию тот, кому они достанутся, должен отдать долг (75 рублей). Часы достались мне. Радости не было предела, ведь это были первые часы в моей жизни. Спустя 65 лет при встрече мы с Инной вспоминали об этом эпизоде.

            В период нашего пребывания в Саратове на Волге был разлив, и мы ездили в город Энгельс

​

​

​

 

​

​

​

​

​

​

​

 

 

 

 

​

​

​

 

 

 

​

на другую сторону Волги купаться. Там был парк, залитый водой, и мы плавали по аллеям. Вода очень теплая и доходила нам до груди, но было много комаров. Видимо, там я заразилась малярией. Когда мы возвращалась домой, и я лежала на третьей полке поезда с температурой, меня просто колотило. На обратный путь мы с Инной купили банку кабачковой икры, один плавленый сырок и черного хлеба. В Москву мы приехали вечером, в кармане у нас на двоих было 10 копеек, которые мы истратили на метро, а дальше в трамвае ехали «зайцами» Так мы доехали до общежития, где жила Людмила. Она нас накормила, обогрела, а утром проводила на поезд Москва – Курск. Билеты до Курска мы взяли в Саратове. Домой я приехала утром. Родители были уже на работе. Входную дверь мне открыла соседка, а в комнату я попасть не могла, так как у меня не было ключей, а идти к маме на работу не было сил. Я составила на кухне три табуретки, постелила на них какие-то пальто, которые висели в шкафу в прихожей, а другими пальто укрылась. У меня был приступ малярии, и меня всю трясло. Потом меня лечили от малярии хиной, акрихином и яичницей, поджаренной на водке, от которой я теряла сознание. Но молодость взяла свое, и я скоро выздоровела.

                 Незабываемой была и преддипломная практика в городе Ленинграде.

                 Она проходила на Ленинградском аккумуляторном заводе около двух месяцев. Первый месяц я, Инна и Мира Федцова устроились работать в малярный цех малярами и красили ящики, в которые упаковывали аккумуляторы. Помимо зарплаты нам давали бесплатные обеды и пол-литра молока, что было большим подспорьем для нашего бюджета. После работы мы бродили по Ленинграду, изучили все достопримечательности города и побывали во всех театрах. Разумеется, билеты брали самые дешевые. Второй месяц практики мы распределили так: до обеда мы занимались сбором материала для дипломной работы, выпивали свои пол-литра молока и уходили с завода. С территории завода можно было уйти или в перерыв, или по окончании работы.

                Вторая половина дня была посвящена поездкам в знаменитые места под Ленинградом. Мы ездили в Павловск, Пушкин, Петродворец, Петергоф. Везде мы видели разрушенные или полуразрушенные дворцы. Никакие музеи там не работали. Разрушенный Екатерининский дворец, имевший одни стены, был огорожен столбиками за которые были привязаны веревочки,

​

​

 

                                                                                            и была надпись «Осторожно, возможны мины».Когда много лет спустя я вновь оказалась в                                                                                                      этих  местах, то не поверила своим глазам, все было восстановлено.

 

                                                                                                      За период практики в Ленинграде мы обошли весь город, побывали во всех музеях и                                                                                                        театрах, а в Эрмитаж ходили несколько раз, так как за одно посещение всего не увидишь.

 

                                                                                                     На заработанные, на заводе деньги (это был мой первый заработок) я купила себе                                                                                                            черную  шляпу с вуалью и розами, материал на длинную юбку (это было модно в те годы), а                                                                                                     также накупила подарков своим родным.

 

                                                                                                    Материал для дипломной работы также был добросовестно собран в полном объеме.

                                                             

                                                                                                    Незабываемым было посещение адмиралтейства, в котором размещалось Высшее                                                                                                           Военно-Морское училище, курсантом которого был друг моей сестры Людмилы Валентин                                                                                                            Несмачный.

 

                                                                                                   Однажды вечером он явился к нам в общежитие с разбитым носом, с кубком и грамотой в                                                                                                руках за победу в соревнованиях по боксу. Валентин пригласил нас с Инной на

​

​

​

​

танцы в свое училище в честь Дня Советской Армии и Военно-Морского флота.

             Танцы были в большом зале Адмиралтейства. Хрустальные люстры, паркетный пол, духовой оркестр и курсанты нас покорили. Никогда в дальнейшей жизни мне не приходилось танцевать в подобных залах.

             В 1950 году я окончила техникум с отличием и получила направление на работу в НИИ-160

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

 

 

 

​

​

в город Фрязино Московской области.

​

              3.ФРЯЗИНО. (1950 – 1951 г.г.)

​

​

​

                                                                                               1 августа 1950 года я приехала в город Фрязино Московской области на работу в Научно-                                                                                                   исследовательский институт -160. Туда же получили направление мои подруги Третьякова Инна                                                                                            и Сырокомская Нина.

 

                                                                                              Нас поселили в общежитие, в комнате на четыре человека. Четвертой оказалась татарочка,                                                                                             тоже молодой специалист Галлиулина Инна. Таким образом, в комнате жили две Нины и две                                                                                                 Инны. Во второй комнате нашей двухкомнатной квартире жила семья: муж с женой и маленьким                                                                                              ребенком.

 

                                                                                             Меня направили на работу в 220-й отдел в группу из восьми человек, которой руководил                                                                                                      Ашкиназе. Оклад нам молодым специалистам-техникам дали 700 рублей.

 

                                                                                             Поскольку все работники отдела дружно ушли в

​

​

 

августе месяце в отпуск, и никого в отделе не было, за исключением трех-четырех человек,

нам предложили заниматься в библиотеке и постигать науку в области электронных

приборов: разрядников, магнетронов и пр., о чем я ранее не имела ни малейшего

представления. Весь август месяц мы «валяли дурака», так как точно не знали,

что именно нам изучать и из того, что мы изучали, многое было не понятно.

 

                Так как контроля над нами практически не было, а уйти с территории института

было невозможно, мы в хорошую погоду уходили подальше от корпусов института и

загорали.

 

               Когда все вернулись из отпуска, начались трудовые будни.

​

​

 

              Мне поручили овладеть технологией пайки стекла с металлом на высокочастотных установках. Это были окна в разрядниках. Надо было подобрать марку стекла и режим пайки. Потом это все проверялось на прочность и герметичность. Практически я этим занималась полтора года, пока работала в институте.

              Период пребывания во Фрязино вспоминается мне, как беспечный, спокойный, веселый, интересный период жизни. Была молодость, задор, уверенность в завтрашнем дне и большие надежды на лучшее.

             К нам приезжали наши однокурсники по техникуму Аркадий Шестопалов и Сергей Гарагуля. Они учились в Московском Энергетическом институте. Несколько раз и мы приезжали к ним в институт на вечера и оставались ночевать у них в общежитии.

             На работе в институте я постоянно ощущала себя человеком второго сорта, так как в основном в отделе работали люди с высшим образованием и на нас «техников» смотрели

​

​

​

​

​

​

 

 

 

 

 

 

​

​

 

 

 

 

 

 

свысока.

          Когда я училась в Курске, я всегда чувствовала себя лидером, и мне было комфортно. Здесь я этого лишилась.

          Чтобы разрешить этот пробел, я вместе с Инной и Ниной поступила на двухгодичное

​

                                                                                                                   вечернее отделение Московского Энергетического института. После работы нам                                                                                                                         читали лекции, а на лабораторные работы мы

​

​

 

 

 

 

​

​

 

​

​

​

 

 

 

ездили в Москву. Учиться было тяжело, особенно поездки в Москву были утомительными,

так как ездили мы на электричках с пересадкой на станции Болшево. Домой возвращались

последней электричкой во втором часу ночи.

 

                  Будучи натурами неуемными, мы записались в туристическую секцию и по

выходным дням ходили в походы. Группа была человек двадцать. Много было «бородатых»,

«взрослых», серьезных мужчин с огромными рюкзаками и женщин, как

​

​

​

​

нам казалось гораздо старше нас. Мы на их фоне казались «козявками».

                Нам все было интересно: костер, песни под гитару, ночевка в лесу под открытом небом.

​

​

                                                                                                                       Такой экипировки, как у других, у нас не было, нас не принимали всерьез, но мы                                                                                                                    все равно ходили в походы и получали от этого большое удовольствие.

 

                                                                                                                        Я часто общалась с Людмилой. Она в это время училась в Московском                                                                                                                                    Строительном институте и жила в общежитии. Людмила приезжала ко мне во                                                                                                                                Фрязино, а я к ней  в Москву. Однажды я была у нее на дне рождения. Она                                                                                                                                        пригласила  своих однокурсников, и один ее поклонник подарил ей часы в желтом                                                                                                                        корпусе. То ли они были золотые, то ли анодированные, в то время мы мало в этом                                                                                                                    разбирались. Людмила приняла подарок и была ему очень рада, а Леша, так звали                                                                                                                      поклонника, ходил «гоголем». Леша был из фронтовиков. Когда

​

​

​

​

​

гости разошлись, я сказала Людмиле, что она должна вернуть Леше часы, так как это подарок дорогой, и он обязывает Людмилу к определенным отношениям с Лешей. А она в это время дружила с Валентином Несмачным, который учился  в Ленинграде в Высшем Военно-Морском

​

​

​

училище, и портить с ним отношения не собиралась. Как не тяжело было расставаться

с дорогим подарком, утром она вернула Леше часы.

 

            Так нас воспитали, такие у нас были взгляды на взаимоотношения с ребятами.

           

            С Женей у нас установилась постоянная переписка. Мы договорились писать

друг другу через каждые три дня, независимо пришло ответное письмо или нет.

Практически это были дневники-отчеты за прошедшие три дня. Поэтому мы знали

друг о друге все, хотя были на расстоянии шестисот километров. Эти письма у нас

хранились 55 лет и только при продаже квартиры в городе Курске они затерялись,

о чем я очень сожалею.

​

​

​

​

​

    

​

 

                                                                                                                                              Почти на каждый праздник я приезжала домой в Курск, и мы с Женей                                                                                                                                     проводили много времени вместе.

​

                                                                                                                                              Помню, что при моем отъезде, мама, улыбаясь, высказывала                                                                                                                                                   сожаление, что она меня почти не видела дома. Это было правдой.

 

                                                                                                                                             К сожалению, порой дети, обуреваемые любовью, бывают                                                                                                                                                           бездушными к своим родителям и осознают это гораздо позднее.

​

​

​

​

 

                                                                                                                                              На каникулы Женя приезжал ко мне во Фрязино (он еще учился на                                                                                                                                      четвертом курсе).

 

                                                                                                                                              Его родные очень серьезно относились к нашей дружбе. Перед одной                                                                                                                                 из поездок отец заколол поросенка, мама наделала домашней колбасы,                                                                                                                                           закоптили окорок и в дорогу снабдили Женю всеми этими деликатесами. Мы                                                                                                                                 были в восторге, и все подарки всей комнатой быстренько были съедены.

 

                                                                                                                                             Надо сказать, что зарплата в 700 рублей

​

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

 

была очень маленькой. Я, Инна и Нина питались вместе. Когда в аванс нам выдавали

по 300 рублей, мы сбрасывались по 150 рублей и на 450 рублей должны были прожить

полмесяца, то есть по 10

​

​

​

​

​

​

 

рублей в день на каждого, а надо было позавтракать, пообедать и поужинать. Из-за

недостатка средств в наш рацион входили только крупы, картошка, сахар, подсолнечное

масло, маргарин, сосиски или плавленый сырок «Дружба» или «Волна». За оставшиеся

150 рублей надо было заплатить за общежитие и купить что-нибудь из износившейся

одежды или обуви. А также расходы на поездки в Москву, на кино и прочее. Не густо!

Домой я сообщала, что денег мне хватает, а когда ехала в Курск, то умудрялась еще

купить какие-нибудь подарки.

 

               Осенью нас направляли на работу в колхоз, собирать картошку. Резаные овощи

велено было не брать. Зная, что в поле оставалось много резаной  картошки, мы

вечерами ходили на то поле, на котором работали днем и набирали сумки резаного

картофеля, попадались и целые.

​

​

​

​

 

              Инна ходить отказалась, так как считала это большим унижением. Произошел раскол в «благородном семействе», и, как результат, Инна в питании от нас отделилась.

             К этому времени Инна стала встречаться с Ваней Романенко, за которого впоследствии вышла замуж. У них была любовь «с первого взгляда». Мы были в кино, а сзади нас сидели

​

​

​

                                                                           ребята, среди них был Ваня. Ребята мешали нам смотреть фильм, кидали разные реплики,                                                                                   предлагали познакомиться, а после окончания сеанса пошли вслед за нами. Так Ваня узнал,                                                                               где живет Инна. Он часами просиживал в подъезде на лестнице, ждал, когда она выйдет, а                                                                                   она не выходила, и как будто издевалась над ним. Постепенно сердце ее смягчилось, и они                                                                                   начали встречаться, а потом поженились, получили комнату в коммунальной квартире,                                                                                           родили  двух очаровательных мальчиков

​

​

​

​

​

​

 

Игорька и Сашу.

 

             К сожалению, в течение жизни нам приходится переживать печальные моменты. Умер

Ваня. Позднее Инна встретила хорошего человека, Бориса Николаевича, умного,

интеллигентного, кандидата технических наук. У Бориса Николаевича умерла жена, трое

взрослых детей жили отдельно, а четвертая дочка Люба жила с ним. Инна и Борис Николаевич

поженились и стали жить вчетвером с Любой и Сашей. Дети выросли и вылетели из гнезда.

Инна и Борис Николаевич стали жить вдвоем. Но беда часто подкарауливает нас из-за угла.

Умер Борис Николаевич. Позднее в автомобильной катастрофе погибает внук Инны – Вадик,

оставив после себя дочку, правнучку Инны – Натусеньку.

 

          Сын Инны Игорь тяжело переживал смерть

​

​

​

​

​

 

сына, в результате чего получил инсульт, который приковал его к постели. Со временем болезнь немного отступила, но Игорь остался инвалидом.

              Вот так сложилась жизнь одной из моих подруг, с которой я дружу уже 62 года и до сих пор поддерживаю связь.

              Возвращаюсь к 1950 году.

              В нашем отделе появился новый инженер - молодой специалист, с отличием окончивший Московский Энергетический институт, Николай Кашников. Он тоже, как и мы, был из Курска, что позволило легче наладить приятельские отношения. У Коли был один физический недостаток, он плохо слышал, в остальном, парень, что надо: грамотный, обходительный, спортивный.

             Моя подруга Нина влюбилась в него и дала мне «задание» уделить ему внимание и пригласить его к нам в общежитие. Остальное она брала на себя. (Вот какие коварные женщины!). Когда я начала выполнять ее просьбу, видимо переборщила, и Коля начал за мной ухаживать. Дело в том, что моя начальница Надя Кудян, тоже молодой специалист, «положила глаз» на Колю, и его отношение ко мне обернулось для меня неприятностями. Надя начала ко

​

​

​

​

                                                                                                                                         мне придираться, что стало отражаться на работе.

​

                                                                                                                                                    Хуже обстояло дело с Ниной. Она просто обиделась на меня.                                                                                                                                                     Правда, этому предшествовало наше катание с Колей на лодке,                                                                                                                                                           чтение стихов Блока, накидывание пиджака на мои плечи, чтобы я                                                                                                                                                       не озябла. Все, как в романах. Но с моей стороны это было не                                                                                                                                                               умышленно. Нины не было дома. Мы ее ждали, а потом пошли                                                                                                                                                               искать. Коля, естественно, не хотел, чтобы мы ее нашли. Так мы                                                                                                                                                           оказались у

​

​

​

​

​

​

озера. Лодка…стихи…поздний час.

               Из этого щекотливого положения я вышла так. Однажды, когда я должна была дежурить ночь у стенда в отделе, я спросила у Коли, хочет ли он пойти в кино, у нас есть лишний билет. Он

​

​

                    

                                                                                                                                 с радостью согласился, думая, что идет в кино со мной. Когда он пришел к                                                                                                                                      нам в общежитие, чтобы вместе идти в кино, то я показала ему свой альбом                                                                                                                                    с фотографиями, где я и Женя сидим  в парке на лавочке, у реки и другие                                                                                                                                          снимки, говорящие о наших дружеских отношениях. Коля не стал                                                                                                                                                          досматривать альбом, захлопнул его и спросил вернее, возмутился: «Зачем                                                                                                                                  ты мне его показываешь?!». Я ему ответила, что это мой друг и что мы скоро                                                                                                                                    поженимся, а сейчас я ухожу дежурить в отдел, а в кино он идет с Ниной.                                                                                                                                          Лишний билет, это мой билет. Он был поражен, но в кино пошел.

 

                                                                                                                                           Так у Нины с Колей завязался роман.

​

​

​

​

​

​

​

​

                 Мы стали дружить втроем Нина с Колей и я. Но Нина с нетерпением ждала, моего отъезда. Она до самой смерти говорила, что Коля меня до сих пор любит, что я была его первой любовью.

                Мы вместе стали питаться. Лучшие кусочки Нина отдавала Коле. Она стирала и гладила ему рубашки, чинила носки.

                Наши обеденные перерывы с Ниной не совпадали, и обедать домой мы ходили с Колей, а Нина приходила и уходила раньше нас. Получалось так, что нас с Колей чаще видели вместе, чем с ней. Поэтому многое знакомые, в том числе и моя начальница, считали, что он мой парень, а не Нины.

                Однажды к Коле приехала его мама Ольга Ефимовна. Это была грамотная, интелегентная женщина, увлекающаяся лепкой. Отец Коли был инженером. Жили Кашниковы в центре Курска. Раньше им принадлежал 2-х этажный дом, а после революции остались только две комнаты на втором этаже. Мебель в доме была старинная, добротная.

                Ольга Ефимовна не могла остановиться в мужском общежитии, где жил Коля, поэтому мы предложили ей ночевать у нас. Нина уступила ей свою кровать, а сама спала со мной.

               Ольге Ефимовне ее будущая невестка очень не понравилась, так как она считала ее необразованной, невоспитанной, не умеющей есть вилкой с ножом. А еще она считала, что мы Колю плохо кормим. Об этом Нина узнала из письма Ольги Ефимовны, которое Коля случайно забыл у нас на тумбочке.

              Приехав в Курск, Ольга Ефимовна навела справки о семье Сырокомских и узнала, что у Нининой мамы во время оккупации что-то случилось с головой и она до сих пор жива, но, мягко говоря, нездорова, и что такие болезни могут передаваться по наследству. Возможно такие же справки она навела и обо мне. Ольга Ефимовна была удивлена, почему Коля из двух Нин выбрал именно Сырокомскую, а не Тимофееву.

              Коля написал родителям ответное письмо, вложил туда письмо мамы и попросил меня опустить его в почтовый ящик, так как я шла на почту за посылкой. Нина взмолилась, чтобы я распечатала письмо и прочитала, что Коля ответил родителям, ведь это ее судьба. Я сопротивлялась, но она дала мне слово, что никогда не скажет Коле, как бы не сложились их отношения, о том, что я распечатала его письмо и прочитала.

              Из Колиного письма я узнала, что он сделает все, чтобы Нина получила высшее образование. Он обещал, что научит ее правильно есть и вести себя, и что она очень хороший человек. В знак протеста он возвращает мамино письмо. Радости Нины не было предела. А я Колю за это стала уважать еще больше.

              Коля помог Нине окончить институт. Они поженились и родили двух мальчиков.

              Коля довольно быстро пошел в гору по служебной лестнице, а потом его перевели главным инженером в Филиал института вакуумных приборов в город Рязань, где он проработал до самой пенсии. Нина работала там же старшим инженером. В конце семидесятых годов в семье произошла трагедия. Старший сын погиб в автокатастрофе.

              Моя судьба вновь пересеклась с семьей Кашниковых в городе Рязани в1987 году, но об этом позднее.

              Нина умерла в 1994 году 65-лет от роду

              Коля умер в 2006 году на 80 году жизни.

              Стоп!!! Эти скорбные слова я писала весной 2007 года. Слухи о «смерти» Коли дошли до Фрязино, где он раньше работал, а из Фрязино и до меня. Однако, летом 2007 года, когда я отдыхала в деревне Ужалье, одна моя знакомая из Рязани сказала, что видела Колю живым и здоровым. Для меня это сообщение было полной неожиданностью и, безусловно, радостью. Коля, действительно, жив и здоров. (Это приятное дополнение я смогла внести в текст.

             Опять возвращаюсь во Фрязино. 1951 год.

             В один из Жениных приездов в Москву мы случайно встретили в метро его бывшую фронтовую подругу медсестру Таню, вернее, подругу по госпиталю, где Женя лежал после ранения. Таня приглашала нас к себе в Люберцы. Мы ее поблагодарили. Но я категорически заявила Жене, что если он хочет, пусть едет, а мне там делать нечего. Он не возражал и конечно, не поехал.

            К концу 1951 года Женя начал настаивать, чтобы мы поженились, и я вернулась в Курск. А мне хотелось, чтобы он окончил техникум и приехал во Фрязино, а я тем временем закончила бы институт. И только после этого, что бы мы расписались и жили во Фрязино, независимо от родителей.

          К этому времени моя мама заболела и тоже просила, чтобы я приехала домой. Я не могла устоять против таких двух сил, тем более, что Женя сказал, что если я не соглашусь на его предложение, он оставляет за собой право ухаживать за другими девушками и чем это кончится - вопрос.

          Я приняла решение выйти замуж за Женю, уволиться с работы и переехать в Курск.

          На ноябрьские праздники 1951 года я приехала в Курск, и мы решили расписаться. Брак зарегистрировать можно было только при условии, если жених и невеста прописаны в городе, где будет регистрация. Поэтому меня за один день срочно временно прописали в доме жениных родителей.

          5 ноября мы подали заявление, а на 7 ноября был назначен день регистрации. Был праздник, настроение отличное, на улице шла демонстрация, весь народ нарядный, и было такое впечатление, что весь мир празднует нашу свадьбу. Во время демонстрации мы отделились от праздничной  колоны, и пошли в ЗАГС на улице Ленина.

          ЗАГС размещался в одноэтажном здании с грязным коридором и облупленными стенами. В коридоре никого не было. Только мы с Женей и с одним свидетелем Прошкой – Прониным Володей, Жениным сокурсником. Мы были счастливы, шутили, смеялись, встали в очередь друг за другом перед дверью, на которой было написано, что здесь регистрируют 1)новобрачных, 2)разводящихся, 3)новорожденных и 4)умерших, что вызывало у нас еще большее веселье. Мы первые, а не вторые и четвертые! Но жизнь многолика и в последствии пришлось обращаться в ЗАГС и по поводу «вторых», «третьих» и даже «четвертых» пунктов. Но это будет еще впереди, а пока…

         Пришла сотрудница ЗАГСа в нарядном платье, видимо, по случаю праздника 7 ноября, а не

​

​

                                                                                                                      нашего бракосочетания. Наш брак зарегистрировали. Счастливые и довольные                                                                                                                            мы побежали догонять свою, праздничную колону.

​

                                                                                                                               Вечером была свадьба у нас дома. Было человек двадцать – двадцать пять.                                                                                                                        Мои и Женины  родственники, и Женины близкие сокурсники. Мои друзья были во                                                                                                                        Фрязино, и приехать не могли.

 

                                                                                                                                 Через день я уехала во Фрязино оформлять увольнение. Оказалось это не                                                                                                                           простым делом. Надо было ехать в наше

​

​

​

​

​

​

Министерство в отдел кадров и брать там разрешение на увольнение, так как я была обязана отработать после техникума три года по месту направления на работу. Разрешение я получила, так как вышла замуж и уезжала к мужу.

                Около двух месяцев ушло на оформление бюрократических бумаг, и только в конце декабря я приехала в Курск.

​

                4.КУРСК. (1952 – 1987г.г.)

​

                 Первый год пребывания в Курске оказался сложным. С одной стороны я была счастлива, я была вместе с любимым человеком, а с другой стороны рядом была смертельно больная мама.

                  Первое время мы жили в одной комнате, так как другую временно по указанию Обкома партии, заселили семьей работника Обкома. Поскольку это был наш «медовый» месяц, нам было не совсем уютно, но другого выхода не было.

                   В январе месяце я поступила на работу на Курский электроаппаратный завод.

​

​

​

​

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

                   Свой трудовой путь на КЭАЗе я начала в гальваническом цехе контролером  высшего седьмого разряда. Через три месяца я уже работала техником-технологом.

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

 

 

 

 

 

 

 

               4.1.ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ МОЕЙ СЕСТРЫ ЛЮДМИЛЫ.

​

               1952 год для нашей семьи был знаменательным любовной историей моей сестры Людмилы.

​

​

                                                                                                                              Летом этого года Людмила поехала на практику в г. Севастополь. Туда же                                                                                                                               через месяц должен был приехать для прохождения практики ее друг - курсант                                                                                                                             Несмачный Валентин.

 

                                                                                                                             Вместе с Людмилой в параллельной группе учился Сергей Толстов. Высокий                                                                                                                        стройный с интеллигентными манерами, фронтовик, он был

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

первым кавалером на курсе, и каждая студентка мечтала получить от него знаки внимания. Но Донжуаном он не был. Сергей тоже оказался на практике в Севастополе и между ним и моей сестрой завязался роман.

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

                                                                                Сергей и Людмила, г.Ялта 1952г.

​

​

                 Своим вниманием он покорил ее сердце. Море, пляж, южное солнце, прекрасная природа юга сделали свое дело. Когда в Севастополь приехал Валентин, Людмила вместе с Сергеем пришла к нему на свидание. Она чувствовала перед ним свою вину, и со слезами сообщила, что встретила и полюбила другого парня. Валентин ее успокоил, и они договорились остаться друзьями.

                После практики Люда приехала домой. Каждый день она писала Сергею письма и ежедневно получала от него ответы.

                Я не одобряла ее выбора, но она говорила, что какой Сергей обходительный, и как горячо они любят друг друга.

                В сентябре месяце Людмила уехала в Москву на занятия и вскоре нам сообщила, что они решили с Сергеем пожениться, и что скоро будет свадьба. От нашей семьи решили делегировать нас с Женей. Мы купили подарок, никелированный чайник и еще что-то, и готовились к поездке. Папа в это время уехал отдыхать в Сочи.

​

​

​

 

                                                                                                            Неожиданно домой приехала Людмила и сообщила, что они приехали вместе с                                                                                                                Валентином, и что она передумала выходить замуж за Сергея, а они распишутся в Курске с                                                                                                    Валей.

 

                                                                                                            Как объяснила Людмила, Сергей начал ревновать ее к Валентину, и выглядело это                                                                                                        примерно так. Он спрашивал: «О чем ты задумалась? А, впрочем, не говори, я знаю, ты                                                                                                              думаешь о Валентине…». Такое отношение было для Людмилы невыносимо. Начались                                                                                                            мелкие размолвки.

 

                                                                                                           В это время Валя окончил училище и направлялся к месту службы в Севастополь.                                                                                                             Ехал он через Москву и на правах старого друга заехал к Людмиле в общежитие. Она                                                                                                               рассказала Вале о своих отношениях с Сергеем, и Валя предложил Людмиле свою руку и                                                                                                       сердце.

​

                 Так они оказались в Курске. Вечером к нам пришли родители Валентина. Они очень хорошо относились к Людмиле. Было застолье, но о свадьбе ничего не говорили, а может, просто я об этом не знала.

                Далее события совершались молниеносно. Мама не одобрила поведения Людмилы. Не потому, что она плохо относилась к Валентину, а ей не понравились ее скоропалительные решения. Мама видела, что ее дочь запуталась в любовных сетях. Ей надо «остыть», разобраться в своих чувствах и только потом принимать решение.

                На следующий день на работу я ушла рано, Людмила еще спала, а когда вернулась, сестры уже дома не было. Мама ей сказала, что без папы она не может принять решения, и отправила ее в Москву.

                Дальше события развивались так. Сергей, узнав, что его невеста «сбежала», срочно пишет письмо Валентину, в котором сообщает, что они с Людой давно живут вместе, любят друг друга, а с Валентином ее связывает только старая дружба.

               Много лет спустя, вспоминая эту ситуацию, Людмила мне сказала, что Сергей написал Валентину неправду.

               Получив такое письмо, Валентин в отчаянии шлет Людмиле телеграмму классического содержания: «Оставайся с Сергеем, так будет лучше для нас обоих». Людмила, не понимая, что происходит, звонит домой и просит меня выяснить, что случилось, почему Валя прислал ей такую телеграмму. Я собралась идти к Несмачным, но Женя категорически меня не пускал. Мы поссорились. Компромисс был найден, мы пошли вместе. Но Валентин не захотел с нами встречаться. Разговаривали мы с его сестрой Инной, и она нам рассказала о письме.

              Валентин был в депрессии. Все время он лежал на кровати, никуда не выходил, не ел, не пил и ни с кем не разговаривал. Позднее он мне говорил, что так было обидно, ведь так он ее берег, так любил и потерял.

              Родные Валентина очень переживали о случившемся, и его мама (она работала в школе учителем) познакомила его с девушкой, студенткой педагогического института, которая была у нее на практике. Валентин сказал: «У меня не сложилась жизнь с девушкой, которую я ждал, пять лет, так теперь я женюсь на той, которую знаю пять дней».

             Он женился и увез ее в Севастополь.

              У Людмилы с Сергеем отношения наладились, и, в ранее назначенный срок, в ноябре месяце они расписались. Но на свадьбу мы почему-то не поехали.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

               У Валентина родилась дочь, но жизнь не сложилась, они с женой

развелись, и Валя перевелся служить на Дальний Восток, на

Тихоокеанский флот. Там он был дважды женат, и от последней жены у

него родился сын. После демобилизации он переехал в Днепропетровск.

 

             У нас с Валентином остались добрые, хорошие отношения. Когда

он приезжал в Курск, то всегда заходил к нам. В 1970-х годах Валентин

приезжал ко мне в пионерский лагерь, где я работала.

​

 

            Мы встречались и в Днепропетровске, когда я была на учебе в Запорожье.

            С Людмилой он тоже дважды встречался в Москве.

​

             4.2.РАБОТА И СЕМЕЙНЫЕ БУДНИ.

​

             Вернусь в 1952 год.     

             Женя успешно окончил техникум и поступил на работу на Курский завод «Аккумулятор» инженером-технологом в отдел главного технолога.

             Я к этому времени работала мастером гальванического цеха. Работать приходилось по сменам: днем, вечером и ночью. Это меня устраивало, так как здоровье мамы резко ухудшалось. Ей сделали две операции. Потребовалось круглосуточное внимание, и я стала работать вечером или ночью, чтобы днем быть с ней. Сменных мастеров такой вариант вполне устраивал, так как по ночам работать очень тяжело. Мама была мне очень благодарна и говорила, что если она выздоровеет, то всю заботу о малыше возьмет на себя. Я уже ждала ребенка.

           16 апреля 1953 года мама умерла. У нее был рак прямой кишки. Ей было 45 лет.

           Я была на восьмом месяце беременности. В день смерти мамы я получила письмо от

​

​

Людмилы. Она сообщала, что тоже ждет ребенка, но сообщить об этом

маме я не успела.

            Так устроена жизнь. Мама умерла, а у ее детей уже начинали свою

жизнь ее внуки, рождение которых она, к сожалению, не увидела.

​

​

 

 

 

 

 

 

 

​

​

 

 

 

​

                                                                                                               

                                                                                                                      10 июля 1953 года у меня родилась дочь Танечка, спокойная симпатичная                                                                                                                        девочка. Наша соседка Вера 

​

​

​

​

 

было ее кормить, приходилось ее будить.

            Я очень боялась, что сама не справлюсь с маленьким

​

​

​

​

                                                                                                   

 

 

 

                                                                                                   малышом, и мы решили взять

                                                                                                   домработницу-няню. За несколько

                                                                                                   дней до родов к нам пришла женщина

                                                                                                   лет шестидесяти (а может ей было

                                                                                                   и меньше, но по молодости мне

                                                                                                   казалось, что она старая). Я даже

​

​

​

​

                                                                                             

 

                                                                                       

                                                                                                    не помню, как ее звали Нюра

                                                                                                    или Дуня,

                                                                                                    и она мне очень не понравилась, но

                                                                                                    отказать ей мне почему-то было

                                                                                                    стыдно.

                                                                                                    А еще я боялась, что другую няню

                                                                                                    мы не найдем.

​

​

​

                                                                                                                              Папе и Жене я говорила, что очень рада, что со мной

​

будет человек, который подскажет, как надо обращаться с новорожденным. Когда я вышла из роддома, и мы шли домой, я спросила, как там «Нюра» поживает. Папа и Женя переглянулись, смутились, а потом сказали, что они ее выпроводили из дома. Они думали, что я расстроюсь, а я, наоборот, очень обрадовалась и была им очень благодарна. У самой  отказать не хватило бы духа.

​

​

 

 

          Когда мама болела, а я была в положении, три раза в месяц к нам

приходила женщина стирать белье. Ее звали Шура. Она работала

санитаркой в больнице. Мама просила ее помогать мне, если с мамой

что-нибудь случится.

​

         Послеродовой отпуск в те годы был около полутора месяца. Отпуск

без содержания получить было трудно, бросать работу мне тоже не

хотелось. Отдавать полуторамесячного ребенка в ясли я считала

кощунством. И я стала просить Шуру работать у нас, сидеть с Танечкой.

 

          Шура была ровесницей мамы, и у нее было двое взрослых детей.

Она дала согласие жить у нас и смотреть за ребенком. Шура была

дородная, добросовестная, трудолюбивая женщина. Свои обязанности

она выполняла, как для своей семьи. Она смотрела за ребенком,

убирала в квартире, стирала белье. Проработала она у нас почти

полгода, и, уехав на праздники к брату, не вернулась.

 

          Нам пришлось искать другую няню. Позднее

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

​

​

​

выяснилось, что она планировала выйти замуж за папу, усердно за ним

ухаживала, но не нашла взаимности.

 

         На этот раз мы нашли деревенскую девушку, лет восемнадцати, звали

ее Аня. Она проработала у нас два года и согласна была продолжать

трудиться, но Людмиле нужна была домработница, а в Москве найти ее

было труднее, чем в Курске. Так мы уговорили Аню поехать к Людмиле.

 

        Танюше исполнилось три года, и мы отдали ее в детский сад.

Танечка была спокойной девочкой с

​

​

крепким здоровьем, и проблем с детским садом у нас не было.

                   На работе у меня дела тоже шли хорошо. Я уже работала инженером-технологом все в том же гальваническом цехе. Начальником цеха был Вайнер Семен Михайлович. У нас с ним

​

​

​

                                                                                                       сложились хорошие дружеские рабочие отношения, что дало повод к различным                                                                                                                         разговорам. Однажды кто-то из сотрудников ОГТ мне сказал, что говорят, что у вас с                                                                                                                   Семеном роман. Не долго думая, я ответила: «Раз говорят, - зря не скажут». Мой ответ                                                                                                                положил конец всяким разговорам. Но эта фраза стала часто повторяться в отделе:                                                                                                                 «Как говорит Нина Оспищева, раз говорят, зря не скажут». Жене Семена тоже доложили                                                                                                           о  наших «особых» отношениях и она стала меня называть «моя любовница», видимо, по                                                                                                         анекдоту: «а наша любовница лучше всех». О том, что она меня так называет, мне                                                                                                                      рассказал сам Семен.

 

                                                                                                                В этот период я уже начала заниматься общественной работой. С 1953 по 1956 год я                                                                                                           была депутатом городского Совета депутатов трудящихся г. Курска. Честно говоря,

​

​

​

                                                                                                       

 

 

                                                                                                       толку от меня было мало, но я куда-то

                                                                                                      ходила, что-то выясняла, докладывала,

​

​

​

​

​

но результатов не видела.

             

           Работа в гальванике была очень вредной. Я работала с цианистым натрием, что

отразилось на моем здоровье. Врач мне сказала, что если я хочу еще иметь детей, то из

цеха надо срочно уходить. Я так и сделала.

 

          В 1956 году я перешла на работу в отдел главного технолога инженером-технологом

по нормированию материалов.

 

          На этом участке почему-то никто не хотел работать, но у меня не было выбора, и я

согласилась. Я была связана с технологами, конструкторами, картами раскроя, с отделом

снабжения, с защитой норм расхода материалов. Освоив все премудрости нормирования,

эта работа мне даже понравилась, и я выполняла ее с удовольствием.

 

         С1953 года Женя работал начальником сборочного цеха щелочных аккумуляторов, и

проработал там шесть лет. Он принял цех в виде пустой площадки, и был первым

работником,

​

​

зачисленным в штат цеха в качестве его начальника. Он начал с нуля, и за полтора года это было налаженное производство аккумуляторов с двухсменной работой, со штатом около пятисот человек. В те годы на завод пришло много молодых специалистов, и они стали возглавлять новые цеха щелочного производства. С ними у Жени установились тесные рабочие, и даже дружеские связи, чего нельзя было сказать о начальниках отделов – планового, ОТЗ и производственного отдела, в которых сидели заскорузлые чинуши, которых трудно было в чем-либо убедить. Зачастую фонд заработной платы не соответствовал реально затраченному труду. Количество планируемых деталей не соотносилось с выпуском продукции, и не учитывались бракованные детали и т. д. И никакие доводы, никакие его расчеты не принимались во внимание. И Женя стал решать эти вопросы через дружеские попойки, тем более, что спирта в цехе было много. Ему казалось, что здоровья хватит на четверых, а работать ему стало легче. Но этот вариант не устраивал меня. И дома начались неприятности.

                   Очень часто по воскресеньям мы всей семьей вместе с папой ходили к Жениным родным, где нас встречали очень радушно. Мы играли в домино, потом был вкусный обед, на что Аня была большая мастерица.

​

​

​

​

                                                                                                                                       В Курск часто приезжали со своими семьями и Матвей, и Григорий, и                                                                                                                                     Петр. Мы в эти дни также приходили. И начинались длинные разговоры,                                                                                                                                           воспоминания, иногда споры о жизни, о политике. Кстати, у Жени с папой тоже                                                                                                                               были неоднократные споры дома на политические и общественные темы.                                                                                                                                       Папа  считал, что у нас в стране все делается правильно, а все недостатки                                                                                                                                     идут  от местных начальников, с чем Женя был в корне не согласен. Он был                                                                                                                                  против существующей системы. Я настоятельно просила Женю не                                                                                                                                                      разговаривать с папой на эти темы. Он старался, хотя не всегда это                                                                                                                                                    получалось.

 

                                                                                                                                      Когда вместе встречались Матвей и Григорий, они тоже до

​

 

 

 

 

 

 

 

 

хрипоты спорили по разным вопросам. Например, Гриша был возмущен тем, что его посадили в тюрьму за то, что он был в плену, а Матвей считал, что это правильно, так как среди военнопленных было много трусов и предателей.

​

​

 

              В 1957 году у нас родилась вторая дочь Ирина.

 

              В отличие от Тани, она была очень неспокойным ребенком. По ночам

она не давала нам спать, и мы по очереди качали ее в коляске, носили на

руках, пели ей колыбельные  песни. А когда все это было безуспешно, это

занятие брал на себя  папа. Но, как только ее клали в кроватку, она опять

начинала плакать. Однажды я гуляла с Ирочкой во дворе и ко мне подошла

женщина и спросила: «Не этот ли ребенок так кричит по ночам? Бедные

родители, как им тяжело не спать ночи». Эта женщина жила в доме,

​

​

​

​

 

 

 

напротив нашего дома через улицу Ленина, где мы жили. Врачи говорили, что не находят у Ирины никаких отклонений, поправляется она нормально, но, видимо, по ночам у нее болит животик. Вот такая была у нас маленькая Ирина.

                                    Как только у меня закончился декретный отпуск, у нас опять встал вопрос о няне. В те годы была очень популярна интермедия Райкина о домработнице, и мы часто ее вспоминали.

​

​

​

​

​

              Мы нашли женщину немолодую, звали ее Мотя (Матрена).

Сухонькая, молчаливая, в черной одежде. Она была добросовестной,

но, к сожалению, больная. У нее часто болела голова, видимо, было

высокое давление. Ее положили в больницу, а винила она в этом нас.

По ее словам, она много у нас работала.

 

            Пришлось искать новую домработницу. Решили взять няню

помоложе. Нашли такую девочку лет шестнадцати. Сначала все шло

хорошо. Но однажды я пришла домой с работы, было преддверие

какого-то праздника, и я пришла раньше обычного. Раздался

телефонный звонок из милиции, и мне

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                                                                                  сообщили, что мой ребенок с моей домработницей находятся в                                                                                                                                                           милиции. Я бегом побежала за Ириной. В милиции я узнала, что моя                                                                                                                                                   няня вместе с ребенком в центральном

​

​

​

​

​

​

​

​

​

универмаге просила милостыню, сказав, что она отстала от поезда и просила

дать на билет кто сколько может. Поскольку день был предпраздничный, наряд

милиции был усилен, и мою Ирину вместе с няней забрали для выяснения

личностей. При мне паспорт моей няни порвали, сказав, что он выдан незаконно,

и что она должна покинуть город в 24 часа. Так мы лишились пятой по счету

домработницы.

 

            Нам ничего не оставалось делать, как ехать в район в какую-нибудь

деревню и искать хорошую девочку. Мы так и сделали, и в одной деревне нашли

спокойную, симпатичную, сероглазую девочку Лелю. Ей еще не было шестнадцати

лет. Она очень подружилась с нашими детьми и прожила у нас больше двух лет.

Мы выправили ей паспорт, ведь в

​

​

​

​

 

деревне крестьяне жили в ту пору без паспорта. От нас Леля ушла учиться в техучилище. Впоследствии она вышла замуж, родила двух мальчиков.

​

 

                                                                                                                                 На этом наша эпопея с домработницами закончилась.

 

                                                                                                                                 Ирину отдали в детский садик.

                                                   

                                                                                                                                  Как правило, во время отпуска мы куда-нибудь ездили отдыхать. Так в1952                                                                                                                               году мы были в Одессе, где жил старший брат Жени Матвей. Ездили в Москву                                                                                                                               на ВДНХ и на Американскую выставку в Сокольниках, которая впервые                                                                                                                                             демонстрировалась в Москве.

​

                                                                                                                                Там впервые мы увидели авангардное искусство, картины и скульптуру,                                                                                                                                     увидела «Черный квадрат» Малевича. Все это вызывало недоумение.

​

                                                                                                                                Впервые попробовали кока-колу, но она нам совсем не понравилась и                                                                                                                                           напоминала по запаху гуталин. Я впервые увидела туфли на шпильке и многое                                                                                                                             другое, чего не было в нашей стране. В 1956 году мы отдыхали в доме отдыха                                                                                                                               «Лебяжье» и ездили на десять дней в Сочи. В 1958

​

​

​

​

​

​

​

году мы посетили Болгарию по туристической путевке.

 

                   Мы были в Софии, Пловдиве, Габрово. На Золотых песках (Златы пясцы)

в курортном месте в городе Варна мы отдыхали несколько дней. В Болгарии мы

впервые увидали на улице мужчин в шортах, а женщин в мини юбках. Это было

так непривычно, что мы их даже фотографировали.  В Советском Союзе в шортах

можно было ходить только на пляже. Поездкой остались очень довольны. К сожалению,

нам давали очень мало денег, и мы решили продать Женины часы «Родина». Это

было нарушением правил, о которых нас предупреждали перед отъездом, но Женя

был парень отчаянный и пошел на этот риск. Потом, вспоминая этот эпизод, Женя

шутил, что в Болгарии он «продал Родину». Из поездки мы привезли мне цигейковую

шубу и кучу подарков для детей и родных.

 

               Жене ездить на работу было далеко, 15 километров от дома, и мы купили

мотоцикл «Урал». Но нашей мечтой была машина, и мы в 1959 году

​

​

 

 

                                                               

​

                                                                                                                                             купили «Москвича». В те годы купить машину было очень сложно.                                                                                                                                                         Талоны на покупку выделяли по предприятиям. Женя получил талон                                                                                                                                                 на машину на своем заводе. Теперь мы начали путешествовать на                                                                                                                                                     своих колесах.

​

                                                                                                                                                           Я хорошо помню день, когда мы купили машину и впервые                                                                                                                                                         приехали на ней во двор нашего дома. Страшно было оставлять ее во                                                                                                                                               дворе. Мы бесконца подходили к окну и смотрели на месте ли она.

 

                                                                                                                                                            Наша машина была первой личной машиной из всего нашего                                                                                                                                                 дома. Во двор нередко заезжали «легковушки», но это

​

​

​

 

 

 

 

были все служебные, дом-то был обкомовских работников.

 

                 Правда досталась она нам очень тяжело. В доме не было никакого «загашника»,

и мы заняли солидную сумму денег у Жениных братьев, которую долго выплачивали

из Жениной зарплаты, а жили на зарплату папы и мою. Мы продали мотоцикл, новую

чернобурку и отрез бостона, купленные мне на пальто.

 

               На такие «бешеные» долги я согласилась еще и потому, что надеялась, что у

Жени будет причина отказаться от «заводских» застолий, так как он «за рулем». Но я

ошиблась, попойки продолжались, и я стала настаивать, чтобы он уволился с завода.

 

               В 1959 году Женя поступил на Курский электроаппаратный завод заместителем

главного технолога.

 

             Я считала, что если мы вместе будем работать, вместе будем ездить на работу и

с работы, то и наладятся наши отношения.

 

              За работу Женя взялся горячо и даже получил « Почетную грамоту за участие в

рационализаторской работе» и «Похвальный лист за содействие

​

​

​

                                                                                                                                       

                                                                                                                                           комсомольской организации в работе по налаживанию                                                                                                                                                                             соцсоревнования  за достойную встречу 44 годовщины Октября».                                                                                                                                                        Однажды, в сборочном цехе, где он работал, не хватало

​

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

деталей, которые нам поставлял завод «Рубильник» (п. Коренево).

Выполнение плана было под угрозой. Женя согласился на нашей 

машине привезти крепеж, который разместили в ящиках на багажнике.

Была зима, дорога скользкая, и Женя не справился с управлением

машиной. Они залетели в кювет, разбили машину, но остались живы.

С трудом на буксире доехали до Курска. Затраты на ремонт  частично

завод возместил. Крепеж был доставлен на завод вовремя.

 

          На электроаппаратном заводе после долгих препирательств

Женя вступил в ряды КПСС.

​

​

​

              В этом же году я сдала на права по вождению автомобилем. Но водитель из меня получился «хреновый». Однажды я чуть не залетела в речку. А в другой раз не справилась с управлением, когда вела машину в гору по улице Дзержинского, и она у меня поехала вниз. Рядом сидел выпивший муж, который перехватил управление и помог исправить положение. Правая задняя фара была разбита. До дома вел машину, сразу протрезвевший, Евгений. Надо отдать ему должное, что ни одного слова упрека я от него не услышала. После этого случая за руль я уже никогда не садилась.

             После того, как Женя поступил на КЭАЗ, мы стали работать в одном отделе, и он оказался как бы моим начальником. Фактически, я была в подчинении непосредственно у главного технолога. Но начальник отдела кадров этого не признавала и упорно настаивала, чтобы кого-нибудь из нас перевели в другое подразделение.

            Жизнь текла своим чередом, дети подрастали.

            К 1961 году «злачным» местом на заводе оказался БРИЗ – бюро по рационализации и изобретательству. Проверка Госпатрконтроля обкома партии выявила, что на заводе имела место неправильная выплата вознаграждения по рацпредложениям, неправильная квалификация предложений, в которых фигурировали руководители завода, и что повлекло за собой судебное дело, и другие нарушения законодательства по рационализации и изобретательству.

           В это «злачное» место мне и предложили идти работать, уволив из БРИЗа двух ранее работавших там сотрудников.

          Женя был категорически против того, чтобы я шла туда работать. Он считал, что лучше ему уйти из отдела, а чтобы я осталась на своем месте. Но я тоже была категорически против его перехода из отдела в другое подразделение. Коса нашла на камень!

          Помимо его желания я дала согласие на предложенную мне должность. Я считала, что «Не боги горшки обжигают». При желании всему можно научиться, если выполнять свою работу добросовестно и без нарушения законодательства, в частности законодательства по рационализации и изобретательства.

          Целый год я не давала согласия на должность начальника бюро, числясь просто инженером, фактически исполняла обязанности начальника бюро. Вместе со мной работала Трошина Мария Максимовна. Через год главный инженер Подушкин Алексей Афанасьевич меня убедил в том, что у меня работа идет хорошо, все получается, вот только зарплату я получаю как инженер, а работу выполняю как начальник бюро. И с 1962 по 1970 год я уже официально стала работать начальником БРИЗа.

          В 1970 году объединили два бюро БРИЗ и БТИ (бюро технической информации), и я стала работать начальником ОТИРИ (отдел технической информации, рационализации и изобретательства). В нашу структуру входила и техническая библиотека.

          Работы значительно прибавилось, отдел состоял из девяти человек, и в наши обязанности входило:

         -Оформление  и учет заявок на изобретения и заявлений на рационализаторские предложения,

         -Расчет экономического эффекта по внедренным изобретениям и рацпредложениям,

         -Выплата вознаграждения по изобретениям и рацпредложениям, а также премий за содействие  их внедрению,

         -Обеспечение поступающей технической информацией все службы завода,

         - Рассылка технической информации о выпускаемой заводом продукции по запросам предприятий и организаций,

          -Организация выставок достижений завода на ВДНХ в Москве, на Курской ВДНХ, стенды к различным областным, городским и районным конференциям, совещаниям и другим мероприятиям,

          -Организация симпозиумов и приемов иностранных делегаций на базе нашего завода. Для проведения этих мероприятий были подключены сотрудники многих служб, но координирующую роль выполнял наш отдел.

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

 

 

 

 

​

​

​

                 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                                                                              Работа патентоведа требовала определенных знаний и в 1966 году я                                                                                                                                       поступила в Рижский общественный институт патентоведения. С группой                                                                                                                                         таких же «студентов» из Курска я ездила на сессии в г. Ригу. Нас                                                                                                                                                           объединял областной совет ВОИР, много лет возглавляемый                                                                                                                                                               Савельевым Иваном Ильичем.

 

                                                                                                                                             В 1969 году я успешно защитила диплом.

 

                                                                                                                                             В 1970 году в Москве я окончила курсы преподавателей                                                                                                                                                                   общественных институтов и стала сама преподавать в Курском                                                                                                                                                            общественном институте

​

​

​

​

​

​

​

​

 

патентоведения «Экономику изобретательства» и «Патентование советских изобретений за границей».

                В этом же году я решила продолжать свое образование в Курском политехническом институте заочно, но из этого ничего не получилось. Семейные заботы, работа на заводе, общественная работа в ВОИР не оставляли время для учебы в институте.

              С 1966 года я была членом КПСС и была избрана секретарем партбюро заводоуправления.

              С целью повышения квалификации по вопросам технической информации в 1975 году я училась на месячных курсах в г. Харькове, а в 1985 в городе Запорожье.

              Годы учебы всегда бывают незабываемыми. Не обремененные семьей и работой после занятий мы ходили в кино, театр и в цирк. Были и в Харьковском театре кукол, который считался вторым по своему значению после Театра Кукол С. Образцова в г. Москве.

             Во время учебы в Запорожье в один из выходных дней я ездила в Днепропетровск (он не далеко от Запорожья). Там жил друг Людмилы Несмачный Валентин. Он жил там со своей женой. У нас была такая теплая встреча, мы проболтали всю ночь, вспоминали наши молодые годы, и все неурядицы, которые произошли в то далекое время. Это была наша последняя встреча. Валя умер.

​

           4. 3.РАБОТА В ВОИР.

​

           Моя работа на заводе очень тесно связала меня с областным Советом ВОИР (Всесоюзное общество изобретателей и рационализаторов).

           С 1964 года я была назначена инспектором Ленинского районного комитета партийного государственного контроля (был в те времена такой контроль). Мне в основном поручали проверять спорные вопросы по рационализаторским предложениям и изобретениям. Как правило, в эти проверки подключали работников областного ВОИР. Так я ближе познакомилась с работниками ВОИР.

          С 1972 года я была постоянным членом Курского областного Совета ВОИР, а когда организовались районные советы ВОИР, я стала председателем Ленинского райсовета ВОИР (1976 – 1987 г.г.).

​

​

 

                                                                                                                                   

 

                                                                                                                                           В результате этой общественной работы я побывала почти на всех                                                                                                                                           предприятиях города, где знакомилась с конфликтными ситуациями,                                                                                                                                                 связанными с изобретательской и изобретательской работой. Однажды я                                                                                                                                       выступала в суде в качестве эксперта по делу выплаты вознаграждения по                                                                                                                                     изобретению авторам аккумуляторного завода. Своим выступлением в суде                                                                                                                                   я  была очень довольна. Я заметила, как изменилось отношение судьи ко                                                                                                                                         мне  после моего выступления.

​

​

​

​

​

Мне показалось, что судья в этих вопросах была неграмотная.

             Обл. ВОИР устраивал семинары для работников БРИЗов. Часто они закупали 2-х-дневные путевки выходных дней в домах отдыха. Я там читала лекции по вопросам организации рационализаторской работы на предприятии, расчетам экономического эффекта от использования предложений и по другим вопросам. Вечером в доме отдыха были концерты или танцы.

             У нас определился узкий круг людей, с которыми мы встречались, это начальники БРИЗов крупных предприятий и работники ВОИР. Во время этих встреч всегда были застолья, но никогда не было пьяных. Пели песни, рассказывали анекдоты, произносили тосты, танцевали. Все было прилично и очень весело. Встречались, как старые друзья. Были случаи, когда кто-то из новеньких «перебирал», но на следующие «сборы» в узкую компанию его уже не приглашали.

​

​

           Апогеем «дружбы» с ВОИР было мое избрание делегатом 5-го

Всесоюзного съезда ВОИР, который проходил в Москве в Большом

Кремлевском дворце в апреле 1978 года. От Курской области надо

было избрать 9 человек. Была получена разнарядка, сколько должно

быть среди делегатов рабочих, сколько колхозников, ИТР, женщин,

сколько членов партии, сколько беспартийных, сколько комсомольцев,

сколько человек до 30 лет (молодежь), и все они должны быть

рационализаторами. Подобрать такую компанию со всей области

было очень

​

​

​

​

​

​

​

​

сложно, в результате делегатами стали и те, которые вообще не знали что такое рацпредложение.

             Моим избранием делегатом Съезда я безусловно обязана нашему председателю областного ВОИР Савельеву Ивану Ильичу.

​

​

5 СЪЕЗД ВСЕСОЮЗНОГО ОБЩЕСТВА ИЗОБРЕТАТЕЛЕЙ И РАЦИОНАЛИЗАТОРОВ.

 

             В кремль мы входили через Спасские ворота, где у нас проверяли документы. При входе в Большой Кремлевский Дворец опять была проверка документов. А когда мы входили в зал заседания Верховного Совета СССР, где проходил съезд, то тоже предъявляли свои мандаты. Съезд оставил у меня неизгладимое впечатление на всю жизнь.

              За пять дней, в течение которых проходил съезд, я побывала в Георгиевском и Владимировском залах Большого Кремлевского Дворца, где нас фотографировали, в Грановитой

​

​

​

 

                                                                                                                                                       палате, в Царских палатах – теремах семнадцатого века. Были                                                                                                                                                             экскурсии в «Алмазный фонд» и в музей-квартиру В.И.Ленина в                                                                                                                                                             здании Совета Министров СССР. Мы посетили Мавзолей Ленина                                                                                                                                                         с возложением венка от делегатов Курской области и Большой                                                                                                                                                             театр, где посмотрели балет «Иван Грозный». Осмотрели                                                                                                                                                                         выставку подарков, рапортов и приветствий 5-му съезду ВОИР.

 

                                                                                                                                                                    Хочется поделиться своими воспоминаниями о залах                                                                                                                                                                   Большого Кремлевского Дворца.

​

​

​

​

​

​

​

​

                     От центрального входа направо и налево – раздевалки, а прямо идет широкая, красивая лестница, покрытая красной дорожкой с красивой темно-синей, узорчатой каймой. С лестницы попадаешь через огромную двухстворчатую, золоченую дверь в небольшую, но с высоким потолком комнату, где висит картина «Ленин выступает на (не помню на каком) съезде». Эту картину видишь все время, пока поднимаешься по лестнице. Направо ведет дверь в Георгиевский зал, а из него в зал заседания Верховного Совета СССР.

                 Зал заседания Верховного Совета СССР, в котором проходил съезд.

                 Зал переделан из двух парадных залов, один из них был Андреевский. Он вмещает 2400 человек. За столом президиума, который вмещает 120 человек, в овальной нише размещена огромная скульптура В.И.Ленина во весь рост. Каждое место делегата оборудовано аппаратом для усиления речи, с регулированием громкости, переключатель синхронного перевода на 15 языках. Перед каждым сидением имеется выдвижной полированный столик. Под ним полочка для вещей, сумок, книг, газет. Вдоль левой стены 16 больших окон, а справа столько же дверей. Поскольку дверей много, практически во всю стену, то делегаты покидают зал очень быстро. В это же время со стороны окон по каждому ряду проходят люди в штатском и что-то осматривают. Выйдя из зала заседания, попадаешь в Георгиевский зал.

                Георгиевский зал.

                Георгиевский зал один из красивейших, больших парадных залов дворца. На стенах

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

золотом записаны фамилии офицеров, награжденных Георгиевским Крестом. Стены поверху украшены скульптурами военной тематики, Георгиевскими крестами. Диваны, которые стоят вдоль стен, обтянуты материалом в черную и оранжевую полоску, как ленты георгиевского креста. В зале прекрасный паркет, представляющий ковер, выполненный из 20 пород дерева (мореный дуб, ясень, береза и т.д.). На торцовых стенах наверху расположены скульптуры Георгия – Победоносца, убивающего копьем змия. Это изображение стало гербом Москвы. На потолке зала висят 6 огромных красивых, хрустальных люстр, весом по 1300 кг. каждая. Вдоль зала по стенам 18 колонн, покрытых цинком. Колонны увиты гипсовыми венками из дубовых листьев и покрашены белой краской. Зал свободно вмещает 3000 человек. Из Георгиевского зала попадаешь во Владимирский зал дворца.

 

 

        Владимирский зал.

        Владимирский зал был построен в 19 веке. Там проходят приемы дипломатических миссий, вручение верительных грамот.

        Зал квадратный, в каждом углу круглые ниши, в которых установлены большие красивые канделябры – торшеры. За счет этого зал кажется круглым. По всему залу на уровне примерно третьего этажа проходит галерея. Потолок куполообразный, вернее яйцеобразный, а сверху фонарь, через который поступает солнечный свет. Посредине висит огромная хрустальная люстра весом 2 тонны. Весь зал белый, отделан золотом. По куполу расположены ордена и знаки Владимирского ордена, роспись золотом и лепка. По всему куполу под лепниной встроены пустотелые глиняные сосуды для лучшей акустики. Из Владимирского зала одна дверь ведет в Царские палаты – терем, а другая в Грановитую палату.

      Грановитая палата.

      Чтобы попасть в Грановитую палату из Владимирского зала, надо пройти через зал, называемый «Святые сени», украшенный росписями на библейские темы.

       Грановитая палата необыкновенной красоты, потолок сводчатый, стены и потолок расписаны картинами библейской тематики.

       Грановитая палата построена в 15 веке и называется по ее внешней отделке – граненый камень. Палата была построена как тронный зал, и в ней были приемы послов. Потолок палаты сводчатый и опирается на одну, стоящую посередине зала золоченую колонну, украшенную лепкой. Все стены и потолок имеют золотой фон, на котором имеется роспись на библейские темы: о сотворении мира в течение пяти дней, о двенадцати апостолах и младшем красавце Иосифе, которого братья не любили и хотели убить, потом передумали и продали туркам. Жена турецкого паши полюбила Иосифа, но он отверг ее любовь и, повзрослевшим, вернулся домой. На других стенах изображены основатели русского государства Великий князь Рюрик, Игорь Святослав и все великие князья. Понизу вдоль стен изображены холсты с расписным краем.

          До царевны Софьи, сводной сестры Петра Первого, в Грановитую палату женщины не заходили, а наблюдать за всем, что происходит в палате они могли через специальное окно из царской комнаты. Вокруг центральной колонны стояли горки, куда складывали подарки послов и князей. Во время приемов послов вдоль стен расставлялись столы, за которыми решались государственные вопросы, а потом были застолья.

        Реставрация Грановитой палаты была в 1968 году.

        Как я уже писала, одна из дверей Владимирского зала вела в Царские палаты – Терема 17 века.

        Царские палаты – Терема 17 века.

        На территории Кремля было несколько теремов – Царских палат, которые были соединены между собой открытыми галереями. До настоящего времени сохранился только один терем. Остальные пострадали в течение многочисленных пожаров, которые были в Кремле. В настоящее время Царские палаты оказались во дворе Большого Кремлевского Дворца, построенного в 19 веке и с улицы не видны. Палаты стали частью Большого Кремлевского Дворца. Из Владимирского зала по небольшой ажурной лестнице можно подняться в Царские палаты. Они представляют собой  шесть комнат, которые имеют сводчатый потолок, расписанный «травяным рисунком», золотом. В комнатах изразцовые печи, пол из широких деревянных некрашеных половиц, окна маленькие с цветной слюдой, красной, зеленой, синей и желтой, подоконники резные. В комнатах много резьбы по камню, вдоль стен стоят лавки, обшитые бархатом 17 века, подлинные, уже потертые от времени.

        В первой комнате, где бояре и князья ждали выхода царя, потолок и стены синие, расписаны растительным узором.

        Во второй комнате проводились небольшие пиршества за небольшим столом, окруженным резными стульями, обитыми желтым бархатом, потертым от времени.

        Третья комната имеет окно, через которое в определенный день спускали ящик для прошений от простого люда. Потом этот ящик ставили в угол, и никто не обращал внимания на эти прошения. Отсюда пошла пословица: «Положить в долгий ящик».

        В четвертой комнате стоит большое царское кресло, обшитое алым бархатом. Потолок и стены красные, расписанные растительным орнаментом.

        В пятой комнате располагалась спальня. Посередине комнаты стоит большая двуспальная кровать, покрытая красным сукном, отделанным бархатом с узорами. От каждого угла кровати идут витые, резные стойки почти до потолка, на которых расположен полог.

        Шестая комната очень маленькая была молельней. Там было много икон.

        От всех этих комнат веет такой седой стариной.

        Побыла я и в музее – Квартире В.И.Ленина в Кремле. Кабинет – квартира В.И. Ленина располагается на третьем этаже в здании Совета Министров СССР (за Мавзолеем), бывшего Совнаркома. Кабинет имеет три двери, одна из коридора, через которую Ленин выходил, вторая из зала заседания Совнаркома и треть дверь ведет в комнату, где круглосуточно работали телеграфистки. Там установлен коммутатор, через который Ленин мог разговаривать со всеми городами страны. Обстановка кабинета сугубо рабочая, скромная. Кресло Владимира Ильича плетеное, а у посетителей мягкие, глубокие, черные, кожаные кресла. Справа и слева от его кресла стоят вращающиеся квадратные этажерки двухъярусные, изготовленные по эскизам Ленина. На этих этажерках стоит справочная литература, которой пользовался Владимир Ильич. На столе стоит одна из любимых статуэток Ленина – обезьяна, сидящая на книгах Дарвина, внимательно рассматривающая человеческий череп. Эту статуэтку подарил Ленину американец Хаммер. В кабинете никто никогда не курил. Ленин не переносил табачного дыма, поэтому в кабинете висит табличка «Курить воспрещается». На стене висят часы, стрелки установлены на 8 часов 15 минут, это время, когда Владимир Ильич последний раз был в кабинете и никогда больше туда не вернулся. На столе стоят подсвечники со свечами. Свечей в квартире было много, Ленин часто работал по ночам. На столе лежат подарки, сделанные руками рабочих и подаренные Ленину, в том числе пепельница и зажигалка, изготовленные на заводе Михельсона, теперь завод им. Ленина, обелиск, изготовленный из первого советского чугуна.

        Кабинет Ленина остался в таком виде, каким он был в последний рабочий день Ленина и календарь указывает эту дату. На стене висит карта, на которой Ленин переставлял флажки, когда Красная Армия освобождала нашу страну от врагов.

        Квартира Ленина состоит из шести маленьких комнат, обставленных очень скромно. Личной мебели у Ленина не было. Все принадлежало Совнаркому. Личной была только библиотека, содержащая около 10 тысяч книг по самым разным разделам.

        Кухня, она же столовая, когда не было гостей. На кухне стоит стол, плита, которая топилась дровами, и шкаф для посуды. Посуды очень мало и она очень разная, никаких сервизов, только простая кухонная утварь: кастрюльки, терки, эмалированные кружки, бидончик, далеко не новый, очень симпатичный самовар, два утюга, которые надо греть на печке.

         Комната Надежды Константиновны. Кровать и письменный стол, на столе портфель, который подарил Надежде Константиновне Владимир Ильич. Этот портфель Надежда Константиновна носила 20 лет. Супруги очень сожалели, что у них не было детей, но Надежда                 Константиновна страдала одной из тяжелых форм базедовой болезни.

Спальня Ленина. Очень маленькая комната. Кровать покрыта пледом, который подарила Владимиру Ильичу его мать Мария Александровна в Швеции.

        Комната «Маняши», младшей сестры Ленина, Марии Ильиничны.

        Самая большая комната из всей квартиры. Ленин очень любил свою сестру, она работала ответственным секретарем редакции газеты «Правда».

        Шестой комнатой была библиотека, - это богатство, на которое Ленин тратил всю свою зарплату, а зарплата у него была ниже, чем у высококвалифицированного рабочего того времени. Владимир Ильич обладал удивительной способностью чтения. Ему стоило только посмотреть на страницу, как он «фотографировал» текст и усваивал его. За 30 – 40 минут он мог изучить серьезную экономическую работу, содержащую около 20 страниц. Владимир Ильич владел 9 языками, 4 знал в совершенстве: русский, немецкий, английский и французский.

        Нам дали бесплатно билеты в Большой театр на балет «Иван Грозный». Поскольку среди наших делегатов не все были любители балета (и предпочли смотреть по телевизору хоккей), то мне достался еще один билет, и я ходила на балет с Ириной. Ира в это время училась в энергетическом институте, и мы с ней почти каждый день вечером встречались.

         Нас разместили в гостинице «Россия». Я жила в двухместном номере вместе с Галиной (начальником БРИЗа ликероводочного завода), второй женщиной из нашей делегации. Она, как правило, ночевала с мужем в другом номере (он из Курского КГБ и был в Москве, как она сказала, в командировке). И когда Гали не было, Ира ночевала со мной в номере. Из нашего номера была видна Спасская башня, и мы утром, лежа в постели, сверяли часы с главными часами страны - Кремлевскими курантами. Вместе с Ирой мы ужинали в шикарных буфетах гостиницы.

         Нам выдали по два талона на посещение закрытых магазинов, расположенных в «подвалах» гостиницы «Россия». Один магазин «Книги», а второй «Галантерея». В то далекое время (1978г.) купить книги или приличную косметику, бижутерию или галантерею было невозможно. Так я там «оторвалась» по полной. На сколько мне позволяли финансы, я накупила книг, бижутерии и косметики.

         В последний день в буфете продавали коробки шоколадных конфет и зефир в шоколаде, и все покупали, кто сколько мог. Помню, я купила шесть или восемь коробок (для Иры, Людмилы, в ВОИР, в свой отдел и домой).

        Неизгладимое впечатление оставил буфет Большого Кремлевского Дворца. Из «голодного» края мы попали в «рай». Столы были заставлены экзотическими фруктами, бутербродами с черной и красной икрой, рыбой, да не простой, а  севрюгой и семгой, с колбасой и бужениной, вазы с пирожными. Около каждого столика стоял официант, мужчина в темно-лиловом кремпленовом костюме, в белой рубашке с черной бабочкой. Улыбаясь, он предлагает горячие закуски: жульены, бульоны и еще что-то. Иван Ильич говорил, что все официанты, это офицеры КГБ рангом не ниже капитана. Стульев около столов не было, ели стоя.

         Наша компания по совету «старейшины» Ивана Ильича сбросилась по определенной сумме на «буфет», фотографии и другие общие расходы, а казначеем избрали меня. В буфете мы ели самое вкусное, то, чего дома вообще не купишь. Когда я стала за всех расплачиваться, то сумма оказалась мизерной. А расплачивались мы так, говорили официанту, что взяли со стола, и что он нам приносил, а он подсчитывал. Я сказала официанту, что он, наверное, ошибся, что это очень малая сумма. Тогда официант улыбнулся, пересчитал и подтвердил правильность расчета.

         Оказывается, там были какие-то совсем смешные цены. В следующий заход в буфет мы стали, есть без стеснения и все, чего захочется. В тот день, когда мы с Ирой ходили на балет, мы с Галей после заседания зашли в буфет и решили купить чего-нибудь на ужин. Да и Ирину мне хотелось подкормить. Официанты уже со столов все убирали. Мы подошли к «нашему» официанту и попросили чего-нибудь дать нам на ужин, так как из театра мы вернемся поздно, и все буфеты в гостинице будут закрыты. Он наложил нам в два огромных пакета с ручками бутерброды, пирожные, яблоки и еще чего-то, а заплатили мы мизерную сумму.

         Я совсем не рассказываю о самом съезде. Это не очень интересно. На съезде присутствовало 1368 человек. В президиуме сидели Капитонов И.В. – секретарь ЦК КППС, Долгих В.П. – секретарь ЦК КПСС, Шибаев А.И. – председатель ВЦСПС, Сафонов Г.П. – председатель ЦС ВОИР, Севостьянов – космонавт и другие. Доклады, постановления, резолюции…Гимн Советского Союза…Фотографы… Приветствие учащихся профтехучилищ…

        Заседания продолжались три дня.

​

4.4.ПОЕЗДКА В СУМЫ.

 

         Чтобы завершить  рассказы об «общественной» деятельности в период моей работы, вспоминается моя поездка в город Сумы – город, с которым «дружил» наш Курск: Сумы и Курск – города побратимы. Курская и Сумская области имеют общую границу. В Сумах проходил слет «Ударников коммунистического труда», и Сумской Обком партии пригласил на этот слет представителей Курской и Житомирской областей. Курская делегация состояла из шести человек: секретаря обкома КПСС, Председателя обкома профсоюза, героя Советского Союза, строителя от какой-то организации, заслуженного рационализатора с Резинотехнического завода, «комсомолки-спортсменки» с комбината «Волокно» и меня. Это было в Хрущевские времена, когда в магазинах ничего не было, за белым хлебом занимали очередь в пять часов утра, а кусок мяса пытались купить в буфете завода в рабочее время (после работы там уже ничего не было). А работникам отдела кадров давали указание записывать всех, кто в рабочее время оказывался в буфете, чтобы их наказать. Вот в такое время я и оказалась в числе Курской делегации для поездки в г. Сумы.

           В четверг  к шести часам вечера я пришла к дому обкома партии. Там уже стояли две «Волги» черная и белая. Мы сели в машины и поехали в аэропорт. Там нас ждал спец. самолет, который благополучно доставил нас в Сумы. В Сумах нас встречали на «Волгах» с цветами, как каких-нибудь знаменитостей.

           Разместили нас в центральной гостинице. А жила я вместе с «комсомолкой-спротсменкой» в2-х-местном «люксе». В назначенное время за нами пришли и проводили в банкетный зал на ужин. Моя соседка оказалась очень застенчивой девушкой. Она впервые оказалась в такой ситуации и попросила меня решать все вопросы за двоих. После ужина нам предложили пешую прогулку по городскому парку, который примыкал к реке (не помню это был Сейм или Псел). Когда мы подошли к реке, нам предложили прогулку на катерах. Вечер был теплый, настроение хорошее, и помню, мы шутили и пели песни. В гостиницу вернулись к ночи.

          Утром к нам явилась официантка и спросила, что нам приготовить на завтрак. Я любезно ей ответила, чтобы приготовили что-нибудь легкое не ее усмотрение. Можно было подумать, что мне каждый день готовят завтрак по моему желанию.

          После завтрака нас повезли на машинах во дворец культуры какого-то завода, где проводился слет «Ударников коммунистического труда». Мы сидели в президиуме и во время перерывов нас приглашали за кулисы в комнату, где были накрыты столы с фруктами, бутербродами, конфетами пирожными и минеральной водой.

         Слет проходил, как обычно проходят подобные мероприятия: поздравления, награждения почетными грамотами и значками, ответные речи, а потом концерт художественной самодеятельности силами коллектива дворца культуры.

          Торжества закончились часа в три и нас пригласили на банкет. Банкет проходил в одноэтажном здании, окруженном глухим забором в центре города. Вход на территорию через «контрольную будку». Видимо это обкомовский особняк для особо важных гостей. Там было две или три спальных комнаты, кухня и банкетный зал человек на 40. На этом банкете были руководители Сумского обкома партии, облпрофсова, секретари райкомов и мы, гости из Курской и Житомирской областей. Всего было человек 40, из них только три женщины: я, комсомолка-спортсменка и одна знойная особа с высокой прической из делегации житомирцев.

          Стол ломился от яств. Он напоминал боярский стол, как показывают в кино, всего очень много и в центре стола небольшой жареный поросенок. Были и жареные куры, жареная рыба, печенка, заливное, черная и красная икра, не говоря уже о колбасе, сыре, салатах мороженом, конфетах, пирожных, фруктов и прочей еде. Мой сосед порекомендовал мне попробовать один деликатес, что-то похожее на перепелиные яйца. Но он сначала не сказал, что это такое. Это «что-то» мне очень понравилось. Это оказались вареные, но не перепелиные, а свиные яйца. Вино и водка лились рекой. По «указанию начальства» началось застольное пение. Надо отдать должное у многих мужиков были очень хорошие голоса. В зале было пианино и, конечно, нашелся человек, который аккомпанировал поющим. Оказался и аккордеонист с аккордеоном. Пытались устроить танцы, но танцевали только три пары, ведь было только три женщины.

        Ко мне привязался один кавалер, который оказался третьим секретарем обкома партии, и очень настойчиво приглашал поехать к нему на загородную дачу пить парное молоко. Он дал кому-то указание подготовить машину, но он был так пьян, что даже его подручные уговаривали его успокоиться. Но он не унимался. Предлагал мне переехать в Сумы и говорил, что с работой и квартирой он все устроит.                  Мне пришлось прибегнуть к помощи моих руководителей и попросить, чтобы они меня защитили. Еле-еле этого секретаря угомонили.

        В гостиницу мы вернулись поздно. Наши мужчины вели себя достойно. Утром, после завтрака, к гостинице опять подали «Волги», и нас повезли на завод «Электронных микроскопов». Нас провели по заводу, и, по ходу мероприятия, фотографировали. Цеха мне очень понравились, чистые, много автоматического оборудования. На территории много зелени, газоны с цветущими маками и васильками, и очень чисто. После знакомства с заводом нас повели в столовую. Обед был скромнее, чем на банкете, но красная икра была.

         Самым неожиданным сюрпризом для нас был подарок заводчан. Они подарили нам альбом с фотографиями, на которых была наша делегация в цехах и на территории завода. Этот сюрприз мне очень понравился, и мы стали поступать так же на своем заводе, когда к нам приезжали «высокие» гости.

         С завода с букетами цветов мы уехали на аэродром, где нас уже ждал «наш» самолет. На «Волгах» нас привезли в город. Жизнь при «коммунизме» закончилась. Я пришла домой, дома никого не было, открыла пустой холодильник и …заплакала.

         Папа с Женей и с девочками ушли в гости к Оспищевым на Н-Луговую. Мы часто по выходным дням ходили к ним всей семьей.

​

             4.5 ОПЯТЬ СЕМЕЙНЫЕ БУДНИ И СЕМЕЙНЫЙ ОТДЫХ.

 

            В 1960 году Таня пошла в первый класс, Иру определили в детский садик, а папа вышел на пенсию. Такой расклад был очень кстати. Папа водил и встречал из школы Танечку, кормил ее, и если я задерживалась, приводил из садика Ирочку. Папа был отличным кулинаром. Он готовил обед, пек пирожки, делал домашнее вино. Он записывал в записную книжку рецепты понравившихся ему блюд. Эту записную книжечку я храню до сих пор. Папа занимался кулинарией только тогда, когда меня не было дома, но стоило мне переступить порог, все домашние дела он передавал мне. Женя домашними делами совсем не занимался, да я от него этого и не требовала, считая, что он много работает, и пусть лучше отдохнет. Когда он работал на Аккумуляторном заводе, то ему было просто некогда, уходил он рано, а приходил с работы поздно. Даже, когда у меня родилась Ирина, и было ей три месяца, у папы и Жени были отпуска, то я решила, что пусть лучше они поедут, отдохнут, а я одна останусь с детьми. Меньше будет хлопот. У папы была путевка в санаторий в Сочи, а Женя тоже поехал в Сочи в гости к родственникам. Таня ходила в детсад, а я водила ее и забирала, гуляя с Ириной в коляске.

          Я очень любила шить девочкам костюмы для выступлений: снежинок, бусинок и другие. Один год Ира ходила в парк Пионеров на фигурное катание. Я сшила ей костюм из красного плюша (бывшего детского пальто) и оторочила его белым мехом. Костюм боярышни я сшила из голубого плюша, тоже из бывшего детского пальто. Плюшевые детские пальто в те годы были очень модными. Костюм боярышни я украсила какой-то «золоченой» тесьмой, которую дали нам Оспищевы. Похоже, такой тесьмой украшали церковную одежду, так как там были элементы крестов, но на костюме боярышни они не были заметны.

         Какое-то время Таня ходила и в танцевальный кружок в дом Пионеров. Учеба Тане давалась легко, и училась она хорошо. Из школы мы постоянно получали благодарности за хорошее воспитание детей.

         В 1964 году пошла в школу Ирина.

         В1966 году папе предложили отдельную 3-х-комнатную квартиру «хрущевку» в районе КЗТЗ. Этот переезд я воспринимала очень сложно. Положительным моментом было то, что это отдельная квартира, а на улице Ленина мы жили с соседями. Отрицательным было то, что, во-первых, это была «хрущевка» с проходной комнатой. Во-вторых, до работы надо было ехать на автобусе минут 30, а в-третьих, надо было менять школу детям, и еще не известно, какие попадутся учителя. Но выбора у меня не было. Выбор был за папой. С родителями мы никогда не спорили, особенно, когда уже сами стали взрослыми. К тому же папа поставил ультиматум, что если мы не переедем, то с новыми соседями он не будет заниматься приготовлением обедов, то есть, не будет появляться на кухне. Папу район КЗТЗ устраивал еще и потому, что он пешком может ходить на реку Сейм ловить рыбу. Рыба попадалась не всегда, зато он приходил с прогулки всегда довольный и с букетом цветов. Итак, мы переехали на новую квартиру.

         В детстве мне очень хотелось научиться играть на каком-нибудь инструменте. Но детство прошло в тяжелые военные годы, и было не до музыкальной школы. Позднее я сама пыталась научиться играть на аккордеоне или гитаре, но у меня ничего не получалось. Видимо у меня нет на это способностей, хотя петь я очень любила, и даже участвовала в хоре художественной самодеятельности.

        Часто родители хотят реализовать свои несбывшиеся мечты в своих детях. Вот и мы отдали Таню в музыкальную студию, где она училась играть на аккордеоне. Она училась несколько лет, но как только мы купили пианино, Таня отказалась продолжать учебу в студии. Но основы музыкальной грамоты она получила и самостоятельно играла на пианино. Иру мы отдали в музыкальную школу, но ходила она неохотно, а на выпускной экзамен вообще идти отказалась. Правда, играть на пианино она научилась.

       Надо сказать, что мы много путешествовали.

       В 1951 году мы ездили в Одессу к Матвею. В это время у него гостил Женин отец, и мы втроем ходили в оперный театр, слушали оперу Евгений Онегин на украинском языке. Женя у меня был переводчиком. В семье Оспищевых все хорошо понимали украинский язык, т.к. на Кубани все говорят на «русско-украинском» языке. Когда мы вышли из театра, Женя спросил у отца, как ему понравилась опера. Он ответил: «Ох, и гарни же у генерала были сапоги!» Мы долго смеялись. Сапоги у отца всегда были его страстью. Когда они жили в станице Кисляковская в Краснодарском крае, у него были хромовые, лакированные сапоги, которыми он очень гордился и одевал только по праздникам.

       Почти каждый год во время отпусков мы вместе с детьми на машине ездили на юг, объездили весь Крым и Кавказ. В один из отпусков мы ездили к Григорию в Старобельск, и вместе с ним поехали в Адлер. Он был в восторге.

​

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

          Мы дружили с семьями Антимоновых, Вороновых, Чуйковых и Соковых и вместе

​

​

 

 

 

проводили время на отдыхе на реке Сейм или Тускарь.

Вместе мы отмечали праздники и дни рождения. Одним

летом всей компанией провели свой отпуск на реке Сейм.

Погода была отличная, и этот отдых оставил неизгладимое

впечатление на всю жизнь. А поехали мы отмечать 13-летие

Тани, назвали нашу компанию

​

​

​

​

​

​

​

 

СЧОВА-13 и остались отдыхать на целый месяц. В отдельные дни нас было до двадцати человек.

               Я уже писала, что областной совет ВОИР часто организовывал для лучших

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

 

                                                                                                                                                        рационализаторов и начальников БРИЗов поездки в разные                                                                                                                                                                  города. И часто, при возможности я брала с собой детей.

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

             Так они ездили со мной в Одессу и Киев. По туристической

путевке я ездила с ними в Псков, Новгород, Старую Руссу Новую

Ладогу и Ленинград. С Ирой я ездила

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

 

 

​

​

по туристической путевке в Кижи, на остров Валаам и в Ленинград. Часто я отдыхала с Ирой и Таней на нашей базе отдыха в Дичне.

             В1966 году папа заболел. У него был рак легкого. Сначала он лежал в обкомовской больнице, а потом его перевели в областную. Операцию делать отказались. Так как опухоль была около корня легкого.

             После того, как умерла мама, у меня было такое чувство, что мы не все сделали, чтобы ее спасти. Видимо, поэтому я начала принимать меры, чтобы папу направили в Москву. В тайне от папы я ходила в обком партии, оттуда позвонили в облздравотдел, и мне выдали направление в онкологическую клинику в Москву на Каширском шоссе, где он пролежал несколько месяцев. Там ему делали облучение. Несколько раз я к папе приезжала. Приходили к нему Людмила и родственники из Электростали. Клиника очень хорошая, питание отличное, в рационе питания были даже грецкие орехи и фрукты. Надо было только видеть, с каким оптимизмом папа сбегал с широкой лестницы клиники, когда его выписали. Мы сходили с ним в какой-то ресторан и поехали домой. На какое-то время папе стало легче, но болезнь брала свое, и 16 ноября 1968 года он умер.

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

 

 

 

 

 

 

            В 1970 году Таня окончила школу и поехала в Москву поступать в авиационный институт. К сожалению, она не набрала баллов и не прошла по конкурсу.

           Вернувшись в Курск, она устроилась на наш завод в отдел главного конструктора

​

​

​

 

                                                                                                                                              копировщицей, где проработала почти год. В следующем году я                                                                                                                                                            убедила ее поступить в Курский политехнический институт, и туда                                                                                                                                                      она  поступила.

 

                                                                                                                                                       Не рядовым моментом в моей биографии была статья в журнале                                                                                                                                                «Работница» № 11 за 1970 год о нашем заводе, о нашем отделе, обо                                                                                                                                                   мне и немножко, о моей семье с большой фотографией во всю                                                                                                                                                             страницу.

 

                                                                                                                                                      Конечно, в этой статье все приукрашено. Работу, которую я                                                                                                                                                             выполняю за неделю, корреспондент

​

​

​

 

втиснула в один день. Но, не скрою, читать о своей работе на страницах союзного журнала было приятно.

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

            В начале семидесятых годов я вместе с начальником отдела механизации и автоматизации Власовым В.Г. и начальником цеха пластмасс Швецом М. М. поехала в командировку в город Рязань и Сергиевский Посад по обмену опытом переработки стекловолокнита АГ-4. В Рязани я созвонилась со своей подругой Ниной Кашниковой и она пригласила нас к себе домой. Со Швецом она тоже была знакома по техникуму. Мы втроем приехали к ней домой на улицу Циолковского в дом № 10. Могла ли я тогда подумать, что через пятнадцать лет я буду жить в Рязани, на этой же улице, в этом же доме, только двумя этажами выше. Кашниковы оставили нас у себя дома, а сами ушли на работу.

           Их четырехкомнатная квартира произвела на курян большое впечатление. Во-первых, в одной комнате был установлен теннисный стол. В коридоре стояло четыре велосипеда. В холодильнике стояла бутылка начатого коньяка. Все это говорило о том, что здесь живет непьющая, спортивная семья, в семье было два мальчика-подростка. Глава семьи Коля Кашников работал главным инженером НИИ.

            Из квартиры Кашниковых мы позвонили на завод, куда у нас была командировка, и узнали, что интересующее нас оборудование у них не работает и даже демонтировано. «Не солоно хлебавши», мы в тот же день выехали в Сергеев Посад, где счастье нам улыбнулось, мы стали обладателями необходимых чертежей.

             Освободившись от дел, мы пошли в Сергиевско-Посадский монастырь. Оказалось, что это был последний день пасхи. Осмотрев территорию монастыря, мы направились в антирелигиозный музей, который располагался тут же. Когда мы туда пришли и начали осмотр, к нам подошла смотрительница и предложила сходить на службу, которая должна вот-вот начаться. А уже потом она предложила нам осмотреть музей. Мы приняли ее предложение, и пошли в собор. Отстояв службу, мы получили от священника «артус». Это оказались кусочки хлеба, завернутые в бумажку. Одна из молящихся мне рассказала, что этот хлеб имеет ту же силу, что и святая вода, и чтобы я ни в коем случае его не выбрасывала, это большой грех. Если мне «артус» будет не нужен, то я должна отдать его любому верующему человеку, и он мне будет очень благодарен. По приезде в Курск я отдала «артус» тете Клаве - тетке моей подруги Инны Романенко. В соборе Власов В.Г. подошел к стойке, где продавали иконы, и, тыча пальцем в образок Николая Угодника, попросил: «Дайте мне, пожалуйста, вот этого». Стоящий за стойкой служитель, наклонился к Власову и тихо сказал, что если вам нужны сувениры, то ларек с сувенирами на территории монастыря около музея. Власов покраснел, как рак и сказал, что ему нужен не сувенир, а иконка. После покупки образа Николая Угодника мы пошли в музей, где ознакомились с историей монастыря и со старинными иконами.

           Позднее на заводе было изготовлено и внедрено оборудование по переработке стекловолокнита АГ-4 по нашему предложению. Безусловно, привезенные нами чертежи были переработаны.

           К 1972 году наши добрые отношения с Женей фактически разрушились. Я как могла, убеждала его бросить пить, но из моих уговоров ничего не получилось.

           Когда я пыталась выяснить причину его выпивок, он говорил, что ко мне он никаких претензий не имеет.

           Когда он работал на заводе «Аккумулятор» начальником цеха, то считал, что технические службы завода работают плохо, а когда стал работать в отделе главного технолога КЭАЗ,  то мнение изменилось на прямо противоположное. Стал говорить, что технические службы цехов работают плохо, и вышестоящее начальство дает неправильные указания. Порой я говорила Жене, что ему надо работать главой государства, чтобы над ним никто не стоял, видимо, только тогда он будет удовлетворен.

           В 1974 году я уговорила его лечь в больницу на лечение. Он согласился. Я приходила к нему, проведывала, приносила еду. Хотелось верить, что лечение пойдет на пользу. Но я ошиблась.

          В 1974 году он уволился с завода. В 1975 году мы разошлись официально, но жили в одной квартире.

          В 1976 году Таня окончила институт и вышла замуж за сокурсника Бондаренко Валеру.

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

                                                                               Свадьба Тани и Валеры Бондаренко, Ессентуки, 1976г

​

​

              Свадьба была в городе Ессентуки. Там жила мама Валеры Анна Алексеевна. Таня и Валера получили направление на работу в город Зеленодольск Татарской Автономной республики.

            Через год у них родилась дочь Катюша. Мне очень хотелось съездить к ним, повидаться, посмотреть, как они устроились. И я решила съездить в Зеленодольск в командировку. Из Большой Советской Энциклопедии я узнала, что в Зеленодольске есть фанерная фабрика.                     Вот туда-то я и выписала командировку по обмену опытом с заданием: «Ознакомиться с механизацией изготовления деревянной тары». На фабрике, которая оказалась недалеко от места, где жили Таня с Валерой и Катей, я отметила «прибытие» и «убытие» и была свободна. Жизнь в Зеленодольске, как и во всей стране была тяжелой. Продукты продавали по талонам, но люди как-то изворачивались, приспосабливались и жили, кормили своих детей.

             В1979 году Бондаренки приехали в Курск, а в октябре месяце у них родился сын Макар.

             В1974 году Ира окончила школу и повторила Танин «опыт». Поехала в Москву поступать в энергетический институт. И тоже не набрала баллов. Приехав домой, она тоже, как и Таня, поступила работать на наш завод контролером в инструментальный цех. Через год она опять поехала сдавать экзамен в энергетический институт. Ира сказала, что будет сдавать до тех пор, пока не поступит. Но на второй год она поступила.

            В 1977 году Жене дали инвалидность, а в 1981 году он умер.

           Что же это был за человек, который не смог справиться с таким пагубным недугом, как алкоголизм. Если бы можно было рассматривать этого человека без его недуга, то я бы сказала, что Женя был прекрасным человеком, смелым, решительным, требовательным, честным, добросовестным, отзывчивым и добрым, хорошим работником, любящим мужем и отцом. Друзья и сослуживцы уважительно звали его «Лукичем».

             Пагубное пристрастие, как ржавчиной покрыло все его положительные качества, но, к счастью, не породило отрицательных, а только превратило его в слабого, безвольного, больного и несчастного человека.

             Кто-то из психологов сказал, что часто, если человек начинает пить, значит, он не принимает то общество, в котором он живет. Возможно, и Женя не принял общество, в котором ему довелось родиться. Но с другой стороны это очень удобная позиция, не принимать общество, опустить руки и принести столько неприятностей себе, своим детям и своей семье.

            Я часто разговаривала об этой проблеме с Жениными братьями, просила их повлиять на него. Но они мне отвечали, что, конечно, они поговорят с ним, еще раз, и что они с ним уже не раз разговаривали, но уверенности в успехе у них не было.

            В 1981 году мне исполнилось 50 лет. Мой юбилей мы отмечали в ресторане «Курск». Было очень весело. На заводе был издан приказ, мне выдали премию, а начальники цехов и отделов в кабинете директора в торжественной обстановке подарили мне немецкий столовый сервиз, большую хрустальную вазу и много-много роз. На директорской машине меня отвезли домой. Так был отмечен мой юбилей.

          В 1981 году Ирина окончила институт и получила направление в город Троицк Московской области в НИИ ядерной энергетики.

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                    Оспищева Ира, Москва, 1983г                         Ира и Алик Алиевы, День свадьбы, 1983г

​

​

                В Троицке она встретилась с Аликом Алиевым. Алик окончил МИСИ, и тоже был направлен на работу в город Троицк. Там, в общежитии они и познакомились. Его родители жили в Баку.

              В 1983 году Алика направили на военную службу в г. Капустин Яр на два года. Чтобы быть вместе, они решили пожениться.

              Ира уехала к Алику в военный городок. В феврале 1984 года у них родилась дочь Нармина – Звездочка - Нана.

              Я приехала к ним, когда Ира была в роддоме.

              Помню, когда Иру забрали из роддома, у них в доме была авария, ночью прорвало трубу на

​

​

​

​

                                                                                                                                                          чердаке, а жили они в 2-х-этажном доме на втором этаже. Алик                                                                                                                                                              был в части, Ира плохо себя чувствовала и не вставала с                                                                                                                                                                        постели. Кроха Нана лежала в коляске. А с потолка лил                                                                                                                                                                              «дождь». Я бегала по соседям, искала, у кого есть телефон,                                                                                                                                                                       чтобы сообщить Алику о случившемся. Все тазы, миски и                                                                                                                                                                          кастрюли я поставила под потоки воды, чтобы не залить,                                                                                                                                                                           живущих на первом этаже. К утру аварию ликвидировали. Вот                                                                                                                                                               такое воспоминание у меня осталось от

​

​

​

​

 

 

 

​

​

​

​

 

первых дней пребывания в Капьяре. Потом Ира поправилась, и мы с ней и с Наной гуляли по городку.

             Отслужив, Алиевы вернулись в Троицк, и в феврале 1985 года у них родился сын Теймур – Тима.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

 

​

​

 

 

 

                  Итак, я стала бабушкой четырех внуков» Кати, Макара, Наны и Тимы.

                  Но вернусь к 1974 году.

​

​

                 4.6.РАБОТА В ПИОНЕРСКОМ ЛАГЕРЕ.

 

                  Особое место в моей жизни занимает работа в пионерском лагере, где я работала в летний период 10 лет с 1974 по 1983 годы.

                  Весной 1974 года меня вызвал к себе директор завода Корнелюк Б.И.. Там был председатель

​

​

 

                                                                                                  профкома Меньшов Д.В. и секретарь парткома Горбулин Е.И.. Они предложили мне                                                                                                                    поработать летом начальником нашего заводского пионерского лагеря им. Гагарина. Дело                                                                                                       в  том, что там более одного или двух сезонов никто из начальников не задерживался. Кто-                                                                                                    то пил, кто-то гулял, кто-то воровал, и было много жалоб от родителей на плохую                                                                                                                          постановку работы в лагере. К 1974 году наши взаимоотношения с Женей приближались к                                                                                                      разрыву. Таня и Ира были уже достаточно взрослыми. Тане был 21 год, а Ире – 17, она                                                                                                              работала на нашем заводе после окончания школы. И я приняла решение «отдохнуть», как                                                                                                       мне обещало начальство, поработать одно лето в лагере.

​

                                                                                                            Пионерлагерь расположен в местечке Моква-2 в сосновом лесу, недалеко от реки                                                                                                              Сейм. От нашего дома до лагеря можно доехать на автобусе за 20 минут. В Мокве-2                                                                                                                     сконцентрированы несколько пионерских лагерей разных заводов. В случае                                                                                                                                  необходимости за 20 минут я всегда могла быть дома, и всегда могла связаться с                                                                                                                        девочками по телефону.

​

​

​

​

 

 

 

​

            За работу я взялась с азартом, но совсем не ожидала, что столько сложностей будет на моем

​

 

 

                                                                                                                                               пути. Первое, это большая ответственность за жизнь и здоровье 150                                                                                                                                                   – 160 детей, которые отдыхали каждую смену в лагере. Три раза за                                                                                                                                                     сезон менялся медицинский и педагогический состав. Только                                                                                                                                                                 успеешь найти контакт с этими людьми, как кончается смена и …                                                                                                                                                           новые дети, новые врачи, новые воспитатели и новые                                                                                                                                                                               пионервожатые. Воспитателями работали учителя из подшефной                                                                                                                                                       школы, пионервожатыми – студенты пединститута, они проходили в                                                                                                                                                   лагере практику. Постоянными были завхоз, кладовщик, сестра-                                                                                                                                                           хозяйка, и бухгалтер. Посудомоек, уборщиц, дворника и электрика                                                                                                                                                       выделяли из цехов завода.

​

​

​

 

 

 

 

 

Зачастую начальники цехов  направляли тех, кто в цехе был не очень нужен или работал плохо. Понятно, какие из них были работники. Многие из них шли работать в лагерь, чтобы отдохнуть и погулять. Шеф-повара направляла наша заводская столовая. Как правило, этот шеф в столовой чистила картошку, а у нас работала шеф-поваром. Рядовые повара – это учащиеся кулинарного техникума. В лагере они проходили производственную практику. Бывало и так, что когда у шеф-повара был выходной день, оставшиеся повара не знали, как разделить сваренных кур на 200 порций. Машину нам выделяли из автохозяйства. А так как все приличные машины летом отправляли в колхозы на «уборочную» компанию, то нам доставалась такая развалюха, которую надо было ежедневно чинить.

        «Грозой» для лагеря была комиссия из санэпидстанции. В первое время при проверке на

​

​

ножах, разделочных досках и другой кухонной посуде всегда находили «кишечную

палочку», это значит, что посуда моется плохо. Была проблема и с вывозом

фекалия из туалетов. Долго приходилось ждать заказанную машину. Опыт

приобретался со временем. Анализы сразу стали хорошими, когда мы

проверяющим стали давать подарки. В этом мне помогали завхоз и кладовщица.

 

         Проверяющие брали все, стиральный порошок и мыло, сливочное масло

и курицу. Для разрешения многих вопросов я брала у начальника цеха пластмасс

Швеца М.М. спирт по 2 литра на смену. После этого водители ассенизаторских

машин стали приезжать без всяких заявок, интересуясь, не пора ли вывозить

«золото».

 

         Первый год работы мне дался очень тяжело. Я боялась уехать из лагеря

домой на выходной. По будням почти через день в лагерь приезжали какие-нибудь

комиссии: из санэпидстанции, из пожарной охраны, из обкома профсоюзов, из

гороно, из пединститута, из нашего профкома, представитель из бюро техники

безопасности,

​

 

 

 

 

​

​

​

из гражданской обороны и разные другие проверяющие.

            И я должна была быть на месте. В выходные дни - в субботу и в воскресенье, я не могла

​

​

 

 

 

​

                                                                                                       уйти из лагеря, так как в лагерь приезжали родители и у многих возникали ко мне самые                                                                                                           разные вопросы, которые требовали разрешения. Кто-то хотел забрать ребенка на                                                                                                                     несколько дней домой, у одной девочки появился «засос» на шее, какому-то ребенку                                                                                                                    здесь не нравится, его дразнят или бьют, и он хочет, чтобы его забрали домой, а у кого-то                                                                                                          что-то украли.… И таких вопросов масса, и их надо было разрешить,

 

                                                                                                               После первого года работы я так устала, что решила больше работать в лагере не                                                                                                             буду.

 

                                                                                                               Но меня опять уговорили. Второй год работать стало уже легче, так как я могла                                                                                                                     учесть все ошибки, допущенные ранее.

​

                                                                                                              Итак, я проработала в лагере 10 лет. За это время лагерь из отстающих выбился в                                                                                                              передовые и входил в первую тройку всех пионерских лагерей области. Мы стали                                                                                                                        получать грамоты и премии облпрофсоза. Работать с детьми мне очень нравилось.                                                                                                                    Видимо, сработала «генетика», ведь моя мама работала заведующей заводским детским                                                                                                          садиком, ну, а я пошла дальше, стала работать с детьми школьного возраста.

 

                                                                                                            Ежедневно в 7 часов утра я проводила планерки

​

​

с воспитателями и пионервожатыми.

             Они отчитывались за прошедший день, и я была в курсе всех мероприятий текущего дня. Не обходилось и без Ч.П.. Однажды после отбоя воспитатель старшего отряда обнаружила, что нет одной девочки. Ребята сказали, что к ней приходил брат с каким-то парнем. Мы подождали до 12

​

​

 

 

часов ночи и поехали к ней домой. Мы волновались, как будем сообщать

родителям о пропаже ребенка. Но мать встретила нас с улыбкой, сказав,

что дочка дома спит. Воспитательница, не выдержав, обложила мамашу

матом, и мы уехали. Девочку из лагеря отчислили за самовольный уход с

территории, о чем зачитали приказ на линейке.

 

              Был и такой случай, когда мальчика из младшего отряда после отбоя

не оказалось в палате. Дети видели, что он мыл ноги, а в палату не пришел.

Весь взрослый персонал лагеря был поднят на ноги. Мы встали цепочкой и

прошли вдоль всей территории лагеря. Парня нигде не было. Мы кричали,

звали его, говорили, чтобы он выходил, что его ругать никто не будет.  Мы

были в отчаянии, и не знали, где его искать. Минут через пятнадцать он

появился. Оказывается, кто-то из ребят его обидел, и он ушел за корпус,

а когда увидел, что его ищут, испугался и залез на дерево. Наш лагерь

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

расположен в сосновом лесу. Было уже темно, и мы не догадались смотреть на деревья, а как только мы прошли под тем деревом, где он спрятался, он подождал немного, тихонечко слез и пошел в свою палату. Так благополучно нашлась «пропажа». Но сколько мы пережили!

 

 

 

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

              Неприятным событием был пожар в лагере. Во время тихого часа загорелась игротека, состоящая из двух рядом стоящих домиков. Видимо, кто-то из персонала проходил мимо и бросил окурок. Вокруг горящей игротеки загорелись сосны. Пришлось срочно эвакуировать с территории лагеря всех детей на луг, примыкающий к лагерю. В начале каждой смены я инструктировала весь персонал о том, кто, что должен делать в случае пожара, о чем они расписывались в книге инструктажа. Сработано было все очень четко. Во-первых, был звонок в пожарную часть. До приезда двух пожарных машин мы тушили пожар своими силами, но если бы машины не прибыли, укротить огонь было бы невозможно. Была жара, и горели деревья. Домики сгорели дотла, остались только столбики от фундамента. К концу дня мы вынесли с территории лагеря все головешки и обгорелые деревья. Место пожарища засыпали песком. О пожаре я сообщила директору завода Власову В.Г.. Он спросил, не пострадали ли дети и, узнав, что с детьми все в порядке, он сказал «Ну, ничего, игротеку мы построим новую». Когда на следующий день приехали заводские начальники, территория была в полном порядке, только не было игротеки. Начальство было сумрачное, со мной разговаривали очень официально и сухо. Через два дня мне привезли приказ по заводу, в котором мне была объявлена благодарность за правильные действия во время пожара. У меня отлегло от сердца.

             В другой раз был пожар на территории зоны отдыха строительной организации, прилегающей к нашему лагерю. Горела эстрада, и загорелись деревья. Это было ночью, и нам пришлось эвакуировать всех детей с нашей территории. Мы детям объявили, что началась игра «Зарница», и мы должны двигаться к речке. Когда пожар потушили, наших детей мы вернули в лагерь, и спали они до обеда. Надо отдать должное пожарным и милиции, что они всегда быстро реагировали на вызовы. А вызывать приходилось не только пожарных, но и милицию.

              Однажды во время показа кинофильма на эстраде - это было вечером, после ужина, все дети были на эстраде, а одна девочка пошла в туалет. Когда она туда зашла, на пороге появился молодой парень – онанист, и очень напугал девочку. Она начала кричать, и он убежал. Я вызвала милицию. Оказывается, подобный случай был и в других лагерях. Мы провели с девочками беседу, чтобы вечером они одни ни в туалет, ни на территорию лагеря не ходили. Как нам сообщили позднее, этого маньяка поймали.

             Приходилось вызывать милицию и по поводу кражи продуктов в кухне. Ночью кто-то через окно залез в кухню, и, взломав замок на холодильнике, унес весь запас продуктов, выданных кладовщицей вечером на весь следующий день.

            Были в лагере и курьезные случаи.                                                                

            Во время завтрака ко мне пришла воспитательница и сообщила, что дети старшего отряда отказались есть рисовую молочную кашу, сказав, что там желтые червяки. Я убеждала ребят, что это не червяки, а просто шелуха от риса. Но они мне не поверили и демонстративно отказались есть кашу. Надо было как-то спасать ситуацию, ведь дети могли сообщить родителям о случившемся, и был бы большой скандал. Я поступила следующим образом. После того, как в столовой прошла уборка, мы пригласили весь отряд в столовую, посадили их на свои места за столики, и каждому насыпали в блюдца сухой рис. Я ребятам сказала, что на базе нам выдали мешок риса с червяками, и я прошу детей отобрать червяков от зерен. Не выбрасывать же мешок риса? Когда ребята начали рис разбирать, то начали меня убеждать, что это не червяки, а шелуха, и зачем рис перебирать. Так инцидент был исчерпан.

          С червяками была и другая история. Однажды во время обеда ко мне прибежала воспитательница младшего отряда, (ее дети обедали на веранде) и сказала, что с потолка сыпятся опарыши. И это оказалось правдой. После обеда наш электрик Саша залез на чердак Веранды и там обнаружил погибших ворон, которые залетели под крышу веранды, но, видимо, не могли оттуда выбраться. Вороны зачервивели, а на потолке были щели. Вот опарыши и нашли выход из-под крыши.

          Редкий день обходился без каких-нибудь больших или маленьких неприятностей.

          Ребята нашли осиное гнездо и разворошили его. Одного мальчика укусила оса, но у него была аллергия на укусы ос и пчел. Его привели в медпункт, и он лежал весь опухший. Опухли все лимфоузлы и яички. Я такого никогда не видела. Вызвали маму, но она не удивилась, сказала, что она знает о такой его реакции, что так у него уже было, и мама увезла мальчика домой. Через неделю мама привезла сына в лагерь.

         Порой не давал покоя и обслуживающий персонал. Однажды ночью пришел пьяный муж к одной воспитательнице и избил ее в порыве ревности.

         Молодой врач в 12 часов ночи устроил танцы с девочками, которые находились в изоляторе с простудой. Медсестра была на выходном. Больна была только одна девочка, а вторую врач решил положить, чтобы больной не было скучно. Девочек я тут же отправила в отряд. Утром этот врач, как уж на сковородке, вертелся у меня в кабинете, извинялся, умолял, что этого больше никогда не повторится, и просил, чтобы только я не сообщала в больницу об этом скандальном случае. Смена подходила к концу. Врача я пощадила, но уже за ним вела строгий контроль.

          Был незабываемый случай.

          В один из воскресных дней была прекрасная погода - солнце, чистое небо, и многих детей родители под расписку забрали из лагеря, и повели на речку. Вдруг на небо начали надвигаться черные тучи, налетел ураган, начался ливень, и все отдыхающие с реки побежали к пионерским лагерям. Кто-то из родителей, добежавших до нашего лагеря, сказал, что молнией убило двух детей, и назвали знакомые мне фамилии. В это время подъехала машина, в которой были пострадавшие дети с мамой. Но отвезли их не в наш, а соседний лагерь, расположенный за забором. Там был лучший подъезд к медпункту. Скорая помощь приехала быстро, но было уже поздно. Дети погибли. Первую помощь оказывали врачи нашего и соседнего лагерей. Оказалось, что эти дети прошлую смену отдыхали в нашем лагере, а теперь в соседнем. Поэтому их фамилии были мне знакомы. Когда мама с детьми бежали от грозы, то мать укрыла детей от дождя зонтом. В этот зонт и попала молния. Что я пережила, трудно объяснить. Начальника лагеря КЗТЗ, где отдыхали погибшие дети, сняли с работы!?!? За что?  Объяснить никто не мог.

          Вспомнить и описать все негативные моменты в жизни лагеря просто невозможно. Это и отключение электроэнергии, когда еду готовили на костре, это и поломка насоса на водонапорной башне, когда воду возили в цистернах из города, это и пьяный водитель, когда некому везти продукты. Но какие бы казусы в лагере не случались, детей надо было кормить, поить и развлекать.

        Чтобы дети не скучали, мы ежедневно организовывали для них различные мероприятия, конкурсы, концерты, кинофильмы, работали разные кружки, вечерами были дискотеки. Старшие дети ходили в походы. На место ночевки мы привозили им на машине матрацы и готовую еду. Конечно, это не настоящий поход, но детям нравилось, что они сидели у костра и спали под открытым небом. В каждую смену мы организовывали для детей экскурсии в Стрелецкую степь, по местам боевой славы, на Северный фас Курской дуги, по местам партизанского движения во время Великой отечественной войны. Каждую смену дети смотрели спектакли кукольного театра. Однажды мы показали детям спектакль «Муха-цокотуха» силами воспитателей, пионервожатых, обслуживающего персонала и даже я приняла в нем участие. Я была «бабой на базаре с баранками на шее», правда, слов у меня не было. Сколько восторга этот спектакль вызвал у детей. Об этом даже родители с нами делились. Да разве можно перечислить все мероприятия, которые мы проводили в лагере.

        Когда я была в Курске на 60-летии завода в 2005 году ко мне подошла одна женщина, технолог цеха пластмасс и напомнила случай, который был в пионерском лагере. Прошло уже 25 лет, а эта мамаша все еще помнит этот случай, а я уже забыла. А дело вот в чем. У ребят появились спички, и они начали поджигать траву, которая горела ярко, с треском, и детям это доставляло большое удовольствие. Отобрать спички было невозможно, и я предложила старшей вожатой провести конкурс под названием «Спички». Мы предложили детям собрать на территории лагеря горелые и целые спички. Тот, кто соберет больше всех спичек, получит приз, кулек конфет. Дети с азартом стали собирать спички, а один мальчик позвонил маме на работу, и попросил привезти ему несколько коробков спичек, якобы они нужны для лагерных мероприятий. Мамаша удивилась, но вечером привезла сыну спички. Когда она узнала об истинном назначении спичек, то была поражена настолько, что даже через 25 лет она мне об этом напомнила.

          Чтобы найти общий язык с мальчиками старших отрядов, я взяла на заводе два пневматических ружья, и стала вести стрелковый кружок. Ребята были в восторге. Сначала я думала, что этот кружок будет вести физрук, но когда однажды увидела, как физрук, лежа на кровати, стрелял в мишень, прикрепленную к входной двери, я поняла, что доверять ружье никому нельзя. Только сама. Занимаясь с ребятами, я так напрактиковалась, что однажды дала фору мужчинам нашего завода.

          Каждый год, во время пересменки в лагере проводили «совещание» по подведению итогов работы по гражданской обороне завода. На совещании были все главные специалисты завода, начальники цехов и отделов. Сначала была торжественная часть, доклад, награждения. А потом развлекательная программа: футбол, волейбол, шахматы, шашки, стрельба по мишени. Когда я подошла к группе стреляющих, и тоже постреляла, то все присутствующие ахнули. Мои результаты их ошеломили, а я «гордая» пошла, заниматься своими делами. После развлекательной части был обед с горячительными напитками, песнями и танцами. Я на этих мероприятиях выступала в двух ролях. Во-первых, как начальник отдела, а во-вторых, как «администратор», где проходило это мероприятие.

          Проходили в нашем лагере и районные мероприятия, с докладами, награждениями и обедами. В лагерь привозили разные товары: книги, ткани, галантерею, чего в городе купить было невозможно.

         Помню, однажды часа в два ночи к лагерю подъехала машина УАЗик, и из нее вываливается человек десять наших заводских ребят. Они были на занятиях по гражданской обороне в Свободе, где был наш объект. У ребят осталась бутылка водки, и они решили заехать ко мне, и распить ее. Закусывать было нечем. В моем холодильнике оказалась манная каша и белый хлеб. Я сделала бутерброды из хлеба с манной кашей. У моих помощников нашлись яблоки и одна сарделька. Об этих бутербродах мы часто потом вспоминали. Такой веселой компанией мы распили бутылку, нашелся и спирт, и ребята уехали домой. Не скрою, что мне было приятно, что мои сослуживцы ко мне хорошо относились, что значительно облегчало работу и на заводе и в лагере. Мне часто приходилось обращаться в цеха за помощью: выточить какую-нибудь деталь для кухонного оборудования, заточить ножи, изготовить разделочные доски, починить электрооборудование, выделить машину, если наша сломается, и по другим вопросам. Однажды

​

​

​

 

 

                                                                                                                                           наш главный механик Володя Кругликов мне сказал, что ему легко со                                                                                                                                                 мной работать, так как я никогда не жалуюсь начальству на то, что что-                                                                                                                                               то не делается для лагеря, а решаю эти вопросы сама с                                                                                                                                                                           исполнителями.

​

                                                                                                                                                    Имея опыт информационной работы, я использовала его и в                                                                                                                                                        работе лагеря. В заводской газете «Призыв» постоянно печатались                                                                                                                                                    статьи о работе лагеря. Каждый год мы приглашали фотографа и                                                                                                                                                        оформляли фотовыставки и альбомы, где отражалась жизнь лагеря.

 

                                                                                                                                                    В 1983 году я взяла путевку в лагерь Катюше, и она одну смену                                                                                                                                                     была со мной. Днем она была в

​

​

​

​

​

​

отряде, а ночевать приходила ко мне. Она была очень забавным ребенком, и дети играли с ней, как с куклой. Ей это очень нравилось.

                 Работа в пионерском лагере приносила мне большое удовлетворение, тем более, что это

​

​

​

​

                                                                                                            давало и определенные материальные блага. У меня, как и у всех сотрудников лагеря,                                                                                                              было бесплатное питание. За хорошие показатели я получала премию. Имела                                                                                                                              возможность по окончании сезона купить оставшиеся неиспользованные в лагере                                                                                                                      продукты, такие, как гречка, сахарный песок и другие, которых в магазинах не было,                                                                                                                    или трудно было достать. Моей одеждой, все лето был белый халат. Мою зарплату в                                                                                                                течение трех месяцев я на себя не тратила...

 

                                                                                                                      Большим плюсом было своевременное диетическое питание.

 

                                                                                                                      После окончания сезона в профкоме мне всегда давали путевки в санаторий, на                                                                                                                турбазы, а в 1979 году я ездила в Индию и Шри-Ланку, а в 1982 году в круиз вокруг                                                                                                                        Европы. И все это благодаря работе в пионерском лагере.

 

                                                                                                                     Однако, эмоциональное напряжение было такое сильное, что мне порой до сих                                                                                                                   пор снится пионерский лагерь. Будто бы я там посторонний человек, вижу много                                                                                                                           недочетов, но сделать ничего не могу, а только буду за это отвечать.

​

 

 

 

​

​

​

​

​

            «За активную работу по организации летнего отдыха пионеров и школьников, достигнутые успехи в воспитательной и оздоровительной работе с детьми» президиум ВЦСПС наградил меня Почетной Грамотой за №85686 от 23 марта 1978 года.

 

            4.7.ОПЯТЬ ОБ ОТДЫХЕ И РАБОТЕ…УХОД НА ПЕНСИЮ.

 

           ЗАРУБЕЖНЫЕ ПОЕЗДКИ.

 

            Впечатлений от зарубежных поездок было очень много. Индия и Шри-Ланка – это экзотические страны с цветущими деревьями и кустарниками, яркой национальной одеждой. Старина и современность, богатство и бедность были рядом. Дели и Бомбей, Агра и Мадрас, Тадж-Махал и Пещерный храм на острове Элефанта, папайя, кокосы и ананасы и много других

​

​

​

                                                                                                                                        достопримечательностей страны на всю жизнь останутся в моей                                                                                                                                                          памяти.  В Шри-Ланка мы ознакомились с достопримечательностями                                                                                                                                                  Коломбо, Канди и скалы Сигирия – древней столицей Цейлона. В Индии                                                                                                                                          и В Шри-Ланка я была 10 дней. Стоимость путевки составляла 527                                                                                                                                                      рублей. Для сравнения – моя зарплата составляла 180 рублей.

 

                                                                                                                                                    Круиз вокруг Европы мы совершали на теплоходе «Белоруссия».                                                                                                                                               До Кособланки (Марокко) мы летели самолетом. Ознакомились с                                                                                                                                                         достопримечательностями

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

                                                                                                  Кособланки и со столицей Марокко Рабатом. Далее плыли на теплоходе. На Канарских                                                                                                            островах мы ознакомились с курортным городом Лас-Пальмас и с типичным для островов                                                                                                      поселком Террор-Арукас. В Испании – мы были в городе Кадис и древней столице Испании                                                                                                    Севильи. Испанцы говорят, что кто в Севилье не бывал, тот Испании не видал. Далее была                                                                                                      Португалия с ее прекрасной столицей Лиссабон. Следующей страной была Англия с ее                                                                                                             туманами и моросящим дождем. Лондон произвел впечатление строгого серого                                                                                                                          массивного  города. Побывали мы и в городе Соутгемтоне. Далее путь лежал во Францию.                                                                                                      Париж, Версаль – это города дворцы, Лувр и Эйфелева башня были так знакомы из                                                                                                                    различных источников, что даже не верилось, что я их вижу на яву. Гавр – город-порт,                                                                                                                откуда мы поплыли в Данию. Копенгаген произвел впечатление кукольного сказочного                                                                                                                 прибрежного города с его замками и бесчисленными велосипедами. В Копенгагене у нас                                                                                                          был траурный день – Умер Брежнев Л.И., и у нас на теплоходе отменили все                                                                                                                                    развлекательные мероприятия. Конечным пунктом была Рига, откуда до Москвы, а потом                                                                                                        до Курска ехали поездом.

                                                                                                            Круиз длился 24 дня. В каждой стране мы были по 3-

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

4 дня. В голове все перепуталось от изобилия информации. Но я вела дневник,

снимала на кинокамеру и фотографировала все достопримечательности. Рабат,

Севилья, Лиссабон, Гран-Канар, Париж, Лондон и Копенгаген остались не только

в моей памяти, но и в дневнике, на фотографиях, а кое-что и на кинопленке. В

скором времени после круиза все встало на свои места.

 

         Когда в первые дни круиза я появлялась на экскурсиях с блокнотом,

фотоаппаратом и с кинокамерой, то надо мной некоторые туристы подсмеивались

и называли «наш корреспондент». Но уже через несколько дней они признались,

что ничего не помнят, где были и что видели. Вот тогда и пошли мои записи по

всей группе. Отношение к «корреспонденту» явно изменилось, безусловно, в

лучшую сторону. Этот круиз мне обошелся в 1319 рублей, в том числе стоимость

путевки – 1181 рубль, обмен валюты на 48 рублей, и 80 рублей нам поменяли

на чеки для расходов на теплоходе (буфет, сувениры, парикмахерская и т. д.).

 

       Из каждой страны остались и сувениры. Например, из Испании я привезла

старинный герб

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

страны, из Португалии – веер, с Канарских островов – японский кофейный сервиз. Казалось бы, причем здесь Канары и японский сервиз. А дело в том, что Канарские острова являются беспошлинной территорией, и туда со всего света везут товары для туристов. А сервиз мне очень понравился. На каждой посудинке сервиза по верхнему краю проходит бледно-зеленая окантовка, переходящая в белый фон, на котором имеется лепка дракона. А если посмотреть в

​

​

​

​

                                                                                                                                      донышко чашечки, то увидишь головку японочки. За этот сервиз                                                                                                                                                            я отдала 24 доллара. Из Франции я привезла макет Эйфелевой                                                                                                                                                            башни и гобеленовую косметичку. Таня напечатала более 200                                                                                                                                                              круизных фотографий, которые я

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

разместила в альбомы по каждой стране.

 

         7 ноября в праздники Октябрьской революции в Париже

нам устроили

​

​

​

 

 

 

 

                                                                                                                                             

​

                                                                                                                                            праздничный банкет – карнавал. Каждому вручили карнавальную                                                                                                                                                        шляпу или очки. Мы

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

                                                                                                                                                       

​

                  

                                                                                                                                              веселились, танцевали и пели песни. В этот день я получила две                                                                                                                                                          поздравительных радиограммы.

​

​

 

 

 

 

 

 

 

Одну от Толстовых, а вторую – от Бондаренко, за подписью Кати.

 

             Мои зарубежные поездки «заразили» моих ребят, и они

тоже стали путешествовать. Таня ездила в круиз по Средиземному

морю и посетила Турцию, Египет, Кипр, Грецию и Сирию. Валера

ездил по странам западной

​

​

​

 

Африки, был в Анголе, Сьеро-Леоне и в других странах Африки.

​

​

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

​

​

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

                                     

 

                                                                                          РАБОТА В ГЛАВЭЛЕКТРОАППАРАТЕ.

​

​

                За годы работы в ОТИРИ, а я проработала там 26 лет (1961 – 1987 г.г.), у меня сложились

​

 

 

 

 

 

                                                                                                                                         хорошие рабочие отношения с нашим куратором по                                                                                                                                                                                   рационализаторской и изобретательской работе Главэлектроаппарата                                                                                                                                             Министерства электротехнической промышленности.

​

                                                                                                                                                   Лидия Васильевна, так звали нашего куратора, включила меня                                                                                                                                                   приказом по Главку в состав комиссии по подведению итогов                                                                                                                                                                 соцсоревнования по рационализаторской и изобретательской работе                                                                                                                                               среди предприятий нашей отрасли. Для подведения итогов раз в                                                                                                                                                         квартал я выезжала в Москву в командировку, и около недели работала                                                                                                                                            в Главке. Такие поездки меня очень устраивали, так как я

​

​

​

​

имела возможность встречаться с Ириной и Людмилой. Обедали мы вместе с Лидией Васильевной  в ресторанах на Калининском проспекте (Новый Арбат), в том числе и в «Праге». Мы были там во всех залах. Днем в ресторанах цены были нормальные, как в обычных столовых, а еда очень вкусная. Жила я в эти дни у Людмилы (она жила в Москве). С Людмилой мы ходили в театры, музеи, на выставки. Так я была на выставке «Золотая маска Тутанхамона» и на выставке рисунков Нади Рушевой. Когда Людмила вышла на пенсию, она работала в Лужниках во Дворце спорта, где проходило много концертов. И когда я приезжала в Москву, она приглашала меня на концерты. Так я была на концерте мировой звезды итальянца Пупо (забыла его имя) и других «сборных» концертов наших знаменитостей.

               Иногда Лидия Васильевна вызывала меня телеграммой проверить расчеты экономического эффекта по изобретениям и разобраться по каким-нибудь жалобам, которые поступали от изобретателей в Главк. На эти дела уходила неделя. Один раз в год Главк проводил на каком-нибудь предприятии страны совещание работников  БРИЗов по результатам соцсоревнования. Кстати, наш завод всегда был в первой тройке победителей.

              Таким образом, я посетила много предприятий страны. Это был Ереван, Владимир Суздаль, Кашин Калининской области (ныне Тверской), Москва и другие города. Надо сказать, что

​

​

 

 

                                                                                                                                                      «хозяева» таких совещаний очень старались организовать на                                                                                                                                                                 высшем уровне не только деловую часть, но и наш «отдых».                                                                                                                                                                   Один  день всегда отводили на экскурсии, а в заключение                                                                                                                                                                          организовывали хороший обед.

​

                                                                                                                                                                    С Лидией Васильевной и группой других специалистов, как                                                                                                                                                        правило, из трех  человек, я несколько раз выезжала на                                                                                                                                                                            предприятия с проверкой изобретательской и                                                                                                                                                                                                рационализаторской

​

​

​

​

 

 

 

 

работы. Так мы ездили в Баку на завод «Бакэлектроаппарат», в Тбилиси на завод «Электроаппарат» и в город Александрию (Украина). Надо сказать, что министерских проверяющих принимали, как на Кавказе, так и на Украине по высшему разряду. Тем более, что дела по рационализации у них шли плохо, поэтому их и проверяли. Руководители старались компенсировать плохую работу горячим приемом, экскурсиями, обедами, шашлыками из белуги на берегу Каспийского моря и обязательствами, что они все исправят. Надо сказать, что Лидия Васильевна не «свирепствовала» и воспринимала все недочеты лояльно. Смысл проверки был помочь наладить работу.

​

                                                                                       

                                                                                                        ФОТОГРАФИИ РАЗНЫХ ЛЕТ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

​

 

 

 

 

 

        ИТОГИ РАБОТЫ НА КЭАЗ.

 

        На заводе я проработала 35 лет.

        В 1969 году «За активное участие в работе Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов» Президиум ВЦСПС наградил меня Почетной Грамотой №27324 от 1 августа 1969 года за подписью председателя ВЦСПС А. Шелепина.

        В 1970 году от имени Президиума Верховного Совета СССР я получила юбилейную медаль «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина».

        В 1976 году меня наградили Значком ВЦСПС «За активное участие в смотре использования изобретений и рационализаторских предложений в 1974 – 1975 годах».

       В 1981 году от имени ЦС ВОИР я получила нагрудный значок «Отличник изобретательства и рационализации 1980 года.

       В 1984 - Бронзовую медаль ВДНХ «За достигнутые успехи в развитии народного хозяйства СССР».

       В 1986 я получила медаль «Ветеран труда».

 

       Когда я перечитала все написанное, то мне показалось, что можно подумать, что вся моя жизнь и работа состояла только из поездок, застолий и удовольствий. Это далеко не так. В основном это были серые будни, кропотливая бумажная работа, много- много терпения и решения острых проблем как на работе, так и в семейной жизни. Одни углы приходилось обходить, а другие так больно кололи в самое сердце, что о них не хочется ни вспоминать, ни писать.

        Но, действительно, было и очень много хорошего и удивительного.

 

        СОН ГОРБАЧЕВА.

 

         Вся моя вышеописанная биография «Курского периода» была связана с периодом правления Сталина, Брежнева, Хрущева, Горбачева и других руководителей. Вот что о них думал простой народ, мне это показалось интересным. Этого опуса не было в открытой печати.

 

Горбачеву снится сон, что на том уж свете он.

Видит длинный стол во сне и решетку на окне.

На скамейке тесно в ряд, свесив головы, сидят:

Сталин, Брежнев и Хрущев, подошел и он еще .

Он, конечно, понял тут, что попал на страшный суд.

Вдруг затихли все вокруг, объявляют: идет суд.

Преклонили все колени, вместо бога видят – Ленин.

Поднимись, товарищ Сталин, чтить тебя мы перестали,

Но заслуг минувших лет, сохранили все же след.

И скажу я, не тая, ты себе присвоил право

Суд чинить, чинить расправу.

Кто в Сибирь, кому расстрел. Как же это ты посмел?

Или ты умом отстал? А ведь я предупреждал,

Коли хочешь быть у власти, Обуздай покрепче страсти.

Должен быть слугой народа, а не царь, не воевода.

Ты нарушил уговор, теперь слушай приговор.

Есть тебе, о чем тужить, будешь вечно ты служить

У Вани Грозного царя, тот прибил секретаря.

Сам узнаешь у Ивана, какого служить тирану.

 

Ну, Никита, твой черед, выходи сюда вперед.

Здесь сплошная темнота: ни заслуг нет, ни ума.

Ты зачем, не зная брода, лез везде и всюду в воду?

И везде совался смело. Да твое ли это дело

Кукурузу разводить? Иль уметь коров доить?

И зачем по «заграницам» ты раздаривал пшеницу?

И зачем скажи, нахал, Целину ты распахал?

Ведь хватило б на века мяса, хлеба, молока.

Напоследок, братец мой, удивил народ ты свой.

Даже опытным в дебатах иностранным дипломатам

До сих пор им не понять, что такое «Кузьки мать».

Шутовство – твое призванье. И прими ты наказанье:

Хоть тебе не по нутру, послужи шутом в аду.

 

Леня, брат, чего не весел, что ты челюсть-то отвесил?

Выходи на страшный суд. Или ноги не несут?

Расскажи же, как ты правил? Без штанов ты всех оставил.

В магазинах хлеб да кильки, в промтоварах – только шпильки.

На Руси такой печали, отрадяся не видали.

Стали бледными девицы. И чему же здесь дивиться,

Разве хватит для красы килограмма колбасы?

Мужики печаль и горе утопили в пьяном море.

Запустенье, лень да скука, захирела вся наука.

Ни с кого здесь не спроси, серость бродит по Руси.

Нечисть всякая в почете, казнокрады и хапуги,

Спекулянты и ворюги, несуны и горлохваты,

Тунеядцы, бюрократы.

Вот какой взростил букет за неполных двадцать лет.

Так за что же, милый мой, ты четырежды герой?

Может мира на планете, ты добился в годы эти?

Или был во вражьем стане, где-нибудь в Афганистане?

Ни в боях, ни в дни труда не оставил ты следа.

Где же мог ты ухитриться, так геройски отличиться?

Ах! Писал воспоминанья! Заслужил ты наказанье!

Эй! Несите-ка сюда все медали, ордена,

Звезды, ленты, транспаранты. Вот теперь неси, старайся,

И под ношей не сгибайся.

 

Ленин голову поднял, Горбачева увидал.

Михаил Сергеич, друг, почему такой испуг?

Ведь судить тебя пока не найдется дурака.

Ясность мысли, ум и честь у тебя как будто есть.

Но на дальний-то свой путь: твердым будь, но не тираном,

Не царем, а капитаном.

Будь скромней, и за границу не вози свою царицу,

Не зазнайся, будь здоров и не вешай орденов.

 

          В 1987 году я решила уйти на пенсию. Директор завода Бунцев В.А. меня не отпускал. Заявление лежало у него на столе, а он в течение недели его не подписывал, все уговаривал остаться. В пятницу я зашла к нему и сказала, что на завтра у меня билеты в Москву. Я увольняюсь по семейным обстоятельствам и с понедельника не выхожу на работу. Замену себе я подготовила, дела сдала, а за расчетом приеду позднее. В отделе я сказала, что уезжаю в Москву к Ирине. Мои сотрудники подарили мне альбом, в котором была отражена в фотографиях вся моя трудовая деятельность на Курском производственном объединении «Электроаппарат». За это я была им очень благодарна.

         А причина ухода на пенсию была следующая.

         Года полтора назад, еще в1985 году моя подруга Нина Кашникова, которая жила с Колей в Рязани, решила познакомить меня со своим соседом Кочуровым Алексеем Петровичем, полковником, бывшим зам. начальника Управления Внутренних Дел Рязанской области. У него трагически погибла жена, трое взрослых детей живут отдельно от него и даже в других городах. Живет он в центре Рязани в четырехкомнатной квартире, имеет дачу и машину. По словам Нины, человек «не пьющий, не курящий и не гулящий». Я ей ответила, что пока не уйду на пенсию, ни о каком знакомстве не может быть и речи. И однажды, когда пенсионный период уже наступил, а я еще работала, я была в Москве в очередной командировке. Нина позвонила в Курск и узнала, что я в Москве у Людмилы. Тогда она позвонила в Москву и уговорила меня приехать на выходные дни в Рязань. Я согласилась. Так я познакомилась с Алексеем Петровичем. Мы начали переписываться и договорились, что встретимся в Ессентуках, куда я собиралась ехать в санаторий, а он собирался отдыхать в санатории в Железноводске. Сроки наших путевок почти совпадали. На Кавказе мы познакомились поближе и домой уезжали вместе - одним поездом. Только я до Курска, а он до Москвы и дальше до Рязани. В поезде он уговаривал меня сразу поехать с ним в Рязань, ведь у меня были еще дни отпуска, но я отказалась.

          Мы договорились, что я увольняюсь и приезжаю к нему в Рязань.

          Я не верила, что все может сложиться. Было много сомнений, но я решила попробовать. Поэтому никто кроме домашних, Ирины и Людмилы не знал истинной правды, куда и зачем я поехала.

          17 февраля 1987 года, выйдя на пенсию, я поехала в Рязань «выходить замуж».

 

 

          5. РЯЗАНЬ (1987-2003г.г.)

 

           Прежде чем описывать «Рязанский» период моей жизни, я хочу кратко рассказать автобиографию Кочурова Алексея Петровича, с которым я прожила тринадцать лет.

          Алексей Петрович родился 24 марта 1924 года в деревне Секиотова Рязанского района Рязанской области

          Отец Алексея Петровича Петр Иванович Кочуров был родом из семьи церковного старосты и сельского судьи. Умер он рано, в 32 года, оставив на попечении мамы шестерых детей, а младшему Алеше было всего 4 месяца.

           Мать Алексея Петровича Мария Васильевна, 1894 года рождения, была великой труженицей. Оставшись вдовой в 30 лет, она одна воспитывала детей, всем шестерым дала образование и вывела в люди. Трое сыновей были участниками Великой Отечественной войны и все трое живыми и с наградами вернулись домой.

          Маленького Алешу нянчили старшие сестры и братья или, уцепившись за подол маминой юбки, он ходил за мамой повсюду и слышал, как причитали соседки по поводу сиротства детей. Жить было тяжело, но в доме всегда были хлеб и молоко. Пока дети были маленькими, в доме держали корову. Когда Алеше исполнилось 7 лет, его отдали в школу. Учился он прилежно, нрав был веселый и уживчивый, поэтому у него было много друзей.

            Летом Алеша работал в колхозе. Его работа заключалась в том, что он бегал по капустному полю и размахивал палкой, на которой была привязана тряпка, обмазанная жидкостью типа битума. На эту тряпку должны были садиться капустные блохи. За эту работу ему начисляли трудодни. В его обязанность входило носить молоко на продажу в г. Рязань. Так он помогал семье зарабатывать деньги. А еще он помогал маме разносить почту, когда она работала почтальоном. Эта работа ему очень нравилась, особенно, когда надо было разносить журналы «Пионер» или «Мурзилку». Он садился где-нибудь под деревом  и прочитывал эти журналы от корки до корки и только потом нес их владельцу. Однажды у него не хватило одной газеты. Не долго думая, он разорвал последнюю газету пополам и положил двум подписчикам по одной половинке, решив, что так будет справедливо. Долго жители деревни шутили по поводу его смекалки. Видимо, постоянное чтение газет и журналов подтолкнуло его к тому, чтобы самому начать писать статьи в местную газету и стать юным внештатным корреспондентом районной газеты. Сколько было радости, когда была напечатана первая статья о работе его колхоза.

            Шло время, и после окончания 7 классов Алеша вместе с однокашниками пошел поступать в Рязанский железнодорожный техникум на строительный факультет. Но его не брали по малолетству (ведь он пошел в школу 7 лет). Алеша плакал, и пришлось маме взять справку в сельском совете, в результате которой он сразу стал старше на один год. И только после этого его зачислили на учебу. Но на этом слезы не закончились. Оторвавшись от родного дома, Алеша заскучал. Жизнь в большом городе, в общежитии показалась неуютной, и он стал просить маму забрать его домой. Но мудрая мама смогла убедить Алешу продолжать учебу, тем более, что успехи у него были хорошие.

          В 1941 году началась война.

          В 1942 году техникум эвакуировали в г. Пензу, где Алеша его и окончил и начал свою трудовую деятельность техником-строителем Учдорстроя станции Пенза-3.

         В этом же году Алешу призвали в армию, и он стал курсантом Ленинградского военного инженерного училища, а в ноябре 1943 года уже был свежеиспеченным младшим лейтенантом.

         После окончания училища Алешу отправили в г. Рязань в распоряжение Рязанского облвоенкомата и два месяца он находился в резерве офицерского состава третьего Украинского фронта. Душа по-мальчишечьи рвалась в бой, ведь ему было всего 19 лет. Он боялся, что война закончится, а он не успеет там побывать.

        Дважды мама провожала его на фронт, но какая-то сила возвращала его домой, и только третьи проводы были настоящими.

        В декабре 1943 года он стал командиром отдельного взвода разведки саперного батальона 18-го танкового корпуса. На фронте было нелегко. Он испытывал все лишения и тяготы фронтовой жизни: и холод и смерть товарищей. Но за спины товарищей не прятался и остался жив. Правда, в марте 1945 года осколком снаряда Алеша был ранен в левую сторону груди и пролежал в госпитале 2,5 месяца. К этому времени окончилась война, и с мая 1945 года Алеша был командиром учебного взвода 115 отдельного батальона, где прослужил 2 года.                Дорогами войны он прошел Румынию, Венгрию и Австрию.

        В мае 1947 года Алеша был демобилизован из армии и приехал в родную деревню Секиотово.

        Отдохнув пару недель, и убедившись, как несладко живется сельскому, да и городскому народу после войны, Алеша пошел в райком партии за направлением на работу. Ему предложили «поднимать культуру населения» и он стал работать зав. отделением культпросветработы Мервинского райисполкома Рязанской области. Один год и четыре месяца он добросовестно трудился на поприще «подъема культуры».

       Жизнь подсказала, что надо повышать свое образование, и Алеша поступил на заочное отделение Рязанского педагогического института на исторический факультет. В 1948 году Алешу зачислили слушателем Рязанской областной партийной школы, где он познакомился со своей будущей женой Лидией Алексеевной.

       По окончании партшколы Алексей Петрович стал работать инструктором отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов Рязанского обкома ВКП (б).

        Через год его утвердили первым секретарем Октябрьского райкома ВКП (б), где он проработал 2 года.

        В 1953 году Алексея Петровича направляют на учебу в Высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москву, где он проучился 3 года.                      Перед слушателями выступали Брежнев Л И.,Хрущев Н.С., Шипилов, Поспелов и другие высшие партийные работники ЦК партии.

        Алексей Петрович регулярно ездил в Рязань к семье, возил сумками и авоськами продукты: колбасу и мясо, конфеты и апельсины и воочию ощущал не соответствие «линии партии» с действительностью.

         Обучаясь в ВПШ, Алексей Петрович продолжал учебу в пединституте и успешно его закончил в 1954 году. К этому времени у него уже было трое детей Надя, Леша и Юра.

         По окончании ВПШ дальнейшую трудовую деятельность Алексей Петрович продолжил  в г. Сасово вторым секретарем райкома КПСС

          С 1962 года он стал работать в УВД Рязанского облисполкома заместителем начальника УВД по кадрам, где прослужил 13 лет до звания полковника и был уволен по выслуге сроков службы в УВД. Работа в УВД была напряженная и трудная, но приносила удовлетворение, однако, требовала максимальной отдачи сил и энергии, и в результате – инфаркт, что ускорило увольнение.

          Два года Алексей Петрович пробыл дома, восстанавливал свое здоровье. К этому времени дети уже выросли, стали жить своими семьями.

         Подлечив свое здоровье, в 1977 году Алексей Петрович поступил на работу  на Рязанский завод электронных приборов на должность старшего инспектора отдела кадров, где проработал 10 лет.

         В 1984 году в семье случилась большая беда – трагически погибли Лидия Алексеевна и ее мать, которая жила вместе с семьей своей дочери. Алексей Петрович остался один.

 

         Итогом жизненного пути Алексея Петровича было:

          1. Учеба. Получение 4-х дипломов, два из которых о высшем образовании и два с отличием.

          2. Военные годы.

     А) 2 ордена Отечественной войны 1 и 2 степени.

     Б) 10 медалей, в том числе «За взятие Будапешта» и «За взятие Вены».

     В) и ранение в грудь.

          3. Итоги работы.

     А) 2 ордена: «Трудового Красного Знамени» и «Знак Почета».

     Б) Нагрудный знак «Заслуженный работник МВД».

     В) 5 медалей, одна из них «Большая серебряная» за успехи в развитии народного хозяйства СССР выданная ВДНХ.

     Г) инфаркт.

        4. В народе говорят, что за свою жизнь человек должен построить дом, вырастить сына и посадить дерево.

        Алексей Петрович восстановил дом в деревне Ужалье Спасского района Рязанской области, вырастил двух сыновей и дочь и посадил более 60 деревьев.

 

        В 1986 году его соседка и моя подруга Нина Кашникова познакомила меня с Алексеем Петровичем, о чем я писала ранее, а в 1987 году я приехала в Рязань..

 

       А теперь начинается «Рязанский период» моей жизни.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

         ДЕНЬ ПРАЗДНОВАНИЯ СЛАВЯНСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ В Г. РЯЗАНИ.

 

        24 мая 2000 года в Рязани проходил Всероссийский праздник Славянской письменности, основанной Кириллом и Мифодием.

         Праздник открылся торжественной литургией в Успенском (самом главном в Рязани) соборе, расположенном в Рязанском Кремле. Собор находился в стадии реставрации, но иконостас был уже готов, и прекрасные люстры красовались под куполом.

        Открывался собор в особо торжественные праздники, но ранее я там никогда не была. На этот раз я решила посетить это мероприятие, тем более оно должно было быть грандиозным. Алексей Петрович был уже больным и из дома не выходил. В восемь тридцать утра я уже была в соборе, а литургия начиналась в девять часов. Народа было очень много, но я встала очень удачно около входных дверей.

        От дверей храма до алтаря вдоль красной дорожки в два ряда выстроились священнослужители в нарядных красно-золотистых одеждах, человек шестьдесят, сделав коридор для прохода гостей. А гостей было человек двенадцать со своими свитами из разных областей и все митрополиты в нарядных  золотых мантиях и горшкообразных головных уборах, расшитых каменьями, жемчугом и бисером. Самый главный гость был митрополит Крутицкий и Коломенский, кажется, его зовут Юлианарием, а также были митрополиты Псковский Ярославский, Тульский и другие. Когда они прошли мимо меня, то коридор стал смыкаться, и я прошла в первых рядах за священнослужителями до кафедры, где все остановились. Я оказалась впереди, а рядом со мной наш губернатор Любимов, локоть в локоть. Было много телевизионщиков и фотографов. Камеры были направлены  на митрополитов и на губернатора, а значит и на меня. Церковное действо было очень интересным. Митрополита Юлианария, как самого главного облачили в еще более красивые одежды. Два хора пели попеременно, а потом вместе с разных сторон. Песнопение было отличное, можно было просто слушать с закрытыми глазами. Священники то уходили, то приходили, а то в алтаре совершали какие-то обряды. Это было видно через открытые ворота, ведущие в алтарь. Описывать ход литургии я не стану, так как мало что в ней понимаю, но внешне это очень эффектно. Служба продолжалась три часа.

        Мне кажется интересным вспомнить, как вели себя прихожане, окружавшие меня. В основном все было пристойно, однако некоторые реплики вызывали улыбки или удивление, а то и возмущение. Когда я стояла еще около двери перед началом службы, недалеко за моей спиной стоял огромный «подсвечник», на который верующие ставят и зажигают свечи. А на полу в метре от «подсвечника стояла коробка с огарками. Она явно всем мешала, и ее нечаянно шпыняли ногами. Одна прихожанка, стоящая рядом со мной, обратилась к другой и попросила поставить коробку поближе к «подсвечнику», на что та ответила: - «Меня господь не благословлял на эту работу, извините меня грешную,…извините…». Тогда первая бросила реплику: - «На что же он тебя благословил?». Чтобы разговор не перешел в перебранку, я взяла эту коробку и поставила под «подсвечник», решив, что мне на это не требуется благословения. А дело в том, что люди не хотели сдвинуться со своего застолбленного удобного  места, ведь его могут занять другие.

          А когда я стояла уже в первых рядах «молящихся», то задние потихоньку напирали на нас «передних», а поскольку я рассматривала храм со всех сторон и даже своды, то тетка, стоящая сзади, шипела на меня: - «Что вы крутите головой?», но я ей ничего не отвечала, продолжая рассматривать храм. Потом в наши первые ряды протиснулась особо религиозная старушенция и стала комментировать службу. На нее зашикали. Тогда она громким шепотом сказала, что мы не так молимся. Тогда одна из молящихся уже возмущенным шепотом ответила: «Тебя забыли спросить», на что получила ответ, что ей надо идти в костел, а не в церковь. Тогда одна из соседок старушенции попросила ее убрать сумку, так как она очень холодная, а в ответ услыхала, что это святая вода и от нее еще никто не заболел. А литургия в это время шла своим чередом, священники махали кадилом, крестили нас евангиелем и свечами, а молящиеся крестились и даже пели молитвы и одновременно перебранивались друг с другом за место под сводами храма.

           Когда закончилась служба, то среди присутствующих началось какое-то движение, слышалось слово «причастие». Я обратила внимание, что все держат руки на груди крест на крест. В это время передо мной поставили высокий столик, накрытый красной скатертью, и на него поставили золотистую чашу. И стоящий за столиком батюшка с двумя помощниками сказал, нараспев обращаясь ко мне, так как я стояла ближе всех, «причащаемся». В руках у него была маленькая ложечка. Я, честно говоря, растерялась. Почему-то слово «причащаться» я перепутала со словом «исповедоваться» и явно не была к этому готова. Это, наверное, естественно, так как я в жизни ни того, ни другого не делала, а поэтому я и не знала, что мне делать. Тетка, стоящая сзади гневно меня спросила:- «Ну, вы будете причащаться?». На что я тихо ответила, что не знаю. Она посмотрела на меня так, как будто я произнесла  бранное слово. Тогда я решила, что, наверное, надо, раз все так рвутся к этому обряду. Но прежде я решила посмотреть, как это будут делать другие. Женщина с ребенком на руках проявила инициативу и причастила свое дитя первой. Батюшка из ложечки напоил ребенка сладеньким  цвета вишни, напитком и мамаша поцеловала нижнюю часть чаши. Тут я решила, что подошла моя очередь, так как ложечка не моется, а людей много. Батюшка спросил: - «Как зовут?». Я тихо ответила: - «Нина». Он не услышал и переспросил, пришлось повторить громче. «Причащается раба божья Нина» - и он напоил меня тем же напитком с маленьким кусочком хлеба. Так я впервые в жизни причастилась в главном Успенском соборе Рязани в день святых Кирилла и Мефодия. После этого я пошла домой, так как Алексей Петрович был дома один, и ему пора было давать лекарство.

           А в Рязанском Кремле продолжался праздник. Началось официальное светское открытие праздника, на котором присутствовала Матвиенко, а вечером был большой концерт, который в прямом эфире транслировался по телевидению по каналу «Культура» Мы смотрели его дома по телевизору. После концерта был фейерверк. Мы его смотрели из окна нашего дома. Так завершился праздник Славянской письменности в Рязани.

 

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

 

 

 

 

 

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

​

bottom of page