ТИМОФЕЕВ

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

(07.09.1901-16.11.1968 г.г.)

Биография

Г. Железнодорожный

2005г

Когда я собирала материалы для биографии моего отца Тимофеева Александра Николаевича, мы с моей дочерью Таней решили побывать в деревне, где родился папа. Это - деревня Субботино, Павло-Посадского района Московской области.

В этой деревне родились и жили мой прапрапрадед Тимофеев, прапрадед Тимофеев Емельян, прадед Тимофеев Иван Емельянович, дед Тимофеев Николай Иванович и мой отец

Тимофеев Александр Николаевич.

Вот что я узнала про эту деревню.

Деревня Субботино входила в состав Вохонской волости, названная по имени протекающей по ней реки Вохны, правого притока Клязьмы, и известна по письменным источникам с первой половины 14 века.

Административным центром волости было село Павлово (в дальнейшем стало называться

Павловским-Посадом.) Богородского уезда, Московской губернии.

В 1570-е годы Иван Грозный подарил волость Троице-Сергиевой Лавре. В 1764 году

волость перешла в ведение Коллегии государственной экономии и официально

числилась «экономической». Экономические крестьяне в отличие от

частновладельческих собратьев по закону обладали большей личной свободой.

Местные крестьяне издавна занимались отхожими промыслами, развивали

торговлю, ремесла и огородничество, то есть, работали на рынок и имели

навык накопления и размещения капитала. Находясь в восточной части глухого и богатого лесами Богородского уезда (в настоящее время Ногинского района), волость была исконным местом жительства старообрядцев, составлявших небольшую, но экономически влиятельную часть ее жителей.

В 18 веке в ряде окрестных деревень появились небольшие, в несколько ткацких станов, частные ткацкие предприятия.

Обитателями волости в основном сохранялся традиционный патриархальный уклад жизни великорусского крестьянства.

В деревне Субботино последний раз я была в 1941 году. Тогда мне было 10 лет. В моей памяти осталась чистая, ухоженная деревня с крепкими домами, с резными наличниками и с резными чердачными «домиками» на крыше. Улица казалась широкой, у каждого дома были большие двустворчатые ворота и глухая калитка под общей крышей. Около домов стояли лавочки, на которых сидели старушки, да и не только старушки, в белых платочках. Жителей в деревне было много. А так как мы приходили в деревню в выходные дни, всегда было ощущение праздника. Почти в каждой усадьбе были сады, пасеки, а в конце, около речушки, стояли маленькие баньки.

В деревне было два дома из красного кирпича - двухэтажная школа и наш «родовой» дом с пятью окнами, на фасаде. Наш дом мне очень нравился. Он состоял из двух половин, «задней» и « передней». «Задняя» часть – это кухня с русской печкой и она же столовая. В «передней» было несколько комнат, которые были расположены друг за другом, и если все их пройти, то вновь окажешься в «задней» части. Главной комнатой «передней» был зал. Вдоль всех окон на полу стояли кадки с комнатными цветами, фикусами, олеандрами, а также подставки для более мелких цветов. На подоконнике стоял большой глиняный заяц с красным бантом. Посреди зала стоял большой стол со стульями. На стене висела картина, на которой была изображена девушка в белом платье, сидящая на скамейке в ночном саду. Весь центральный угол от пола до потолка занимал иконостас, в виде застекленного шкафчика, в котором были иконы и красивые искусственные цветы. Стены во всем доме были светло-коричневые, бревенчатые, стесанные и законопаченные паклей. Значит, дом был бревенчатый, а сверху обложенный красным кирпичом. Остальные комнаты были меньше. В одной из комнат стоял большой черный резной плательный шкаф и какие-то шкафчики. Везде было чисто, красиво, таинственно.

Двор был вымощен булыжником. Около входа на цепях висел умывальник, похожий на чайник, только с двумя носиками. На задворках было много крапивы, и ее запах остался для меня, как запах деревни, запах детства.

Но детство осталось в прошлом, а теперь, через 64 года, деревня предстала перед нами совсем в другом виде.

В 50-е годы Субботино считалась неперспективной деревней, и многие жители перебрались вместе со своими домами в город Электросталь, где они работали и где учились их дети. Папины братья и сестры тоже перевезли свои дома в город. Оставшиеся дома постарели, покосились и многим стали служить дачами. Построено несколько новых коттеджей. Деревня потеряла свою прежнюю привлекательность. Улицы заросли травой и порослью.

Нашли мы и наш «родовой» дом, который тоже не пощадило время. Стены дома стянуты металлическими тросами, в кирпичах выщерблены. Задняя стена рухнула, но крыша осталась, и, в результате, задние комнаты имеют вид открытой веранды.

В этом доме живут чужие люди, но приняли они нас радушно. Разрешили войти в дом.

Внутри они сделали перепланировку, и только белые кафельные печные изразцы напоминают о былой прелести этого дома. Этот дом у них тоже служит дачей.

Когда мы ехали по деревне, то увидали деревянный крест – место, где раньше была часовня. С ней связаны исторические события России 1812 года, о которых хочется упомянуть.

В период Отечественной войны 1812 года с Наполеоном, наряду с регулярной армией на борьбу с захватчиками вышли десятки и десятки партизанских отрядов, созданных из мирных граждан – вчерашних крестьян, ремесленников,

купцов, дворян, зачастую поначалу плохо еще умевших обращаться с оружием, но твердо знавших, что кроме них – некому.

Одним из вожаков партизанского движения был Герасим Курин, сын суворовского солдата, уроженец села Павлово. Отряд Курина просуществовал недолго, но ежедневно вел бои с французами – с частями маршала Нея. Его части в основном должны были снабжать французов, находящихся в Москве, продовольствием и фуражом, которых уже фатально не хватало.

27 сентября произошел настоящий бой партизанского отряда Курина с неприятелем. Три эскадрона французской кавалерии заняли деревню Субботино. Деревня – как в этом сразу же убедились пришельцы – встретила их столь же неласково, как и остальные, пустые, гулкие дворы, безмолвие и тревожная тишина. Все жители ушли в лес. Французы пытались призвать субботинцев к покорности и сотрудничеству, но это им не удалось. Два подразделения отряда Курина напали на французов с двух сторон деревни. Началась сеча. Небольшой группе врагов все же удалось прорваться на Богородск. Свою роль тут сыграли и навыки конного боя, и холодившие затылок крики куринцев. Остальные французы, за редким числом пленных, отправленных потом к начальнику губернского ополчения, полегли на месте. Жители деревни, гордясь своими соотечественниками, из поколения в поколение передают о храбрости своих предков и рассказывают, что именно в часовне, на месте которой стоит крест, французы хранили фураж, а субботинцы, предпринимавшие все, чтобы не позволить его вывести из деревни, разрушили ее.

В те далекие годы в период войны с Наполеоном в деревне Субботино жил мой прапрадед Тимофеев Емельян. Ему было около двенадцати лет, и он был свидетелем событий 1812 года, а его отец, мой прапрапрадед Тимофеев, возможно, был участником партизанского движения.

В 1826 году у Емельяна родился сын, мой прадед Иван Емельянович Тимофеев, который был лесопромышленником и имел кирпичный завод. Видимо тогда он и построил в деревне единственный кирпичный жилой дом и двухэтажную кирпичную школу.

Его жена Акилина Ивановна была моложе его на 4 года. Родилась она в Павловском Посаде, в четырех километрах от деревни, в мещанской семье.

В 1870 году у Ивана Емельяновича и Акилины Ивановны родился сын, мой дедушка, Тимофеев Николай Иванович, который продолжил дело своего отца, прожившего до глубокой старости, до 90 лет. Акилина Ивановна прожила 82 года.

Жена моего деда, моя бабушка, Мария Сергеевна была моложе деда на 1 год. Родилась она в Павловском Посаде. Окончив гимназию, получила хорошее образование. Ее отец Корасов Сергей Иванович1820 года рождения был управляющим на ткацкой фабрике Лабзина в Павловском Посаде (ныне Павловопосадский шелковый комбинат).

У Николая Ивановича и Марии Сергеевны было 9 детей, по старшинству: Иван, Елена, мой отец Александр, Василий, Анна, Клавдия, Константин, Лидия, и Алексей.

По рассказам моего папы, семья была очень дружная. У каждого были свои

обязанности. Старшие дети помогали нянчить младших сестер и братьев. Летом всей гурьбой ходили в лес собирать ягоды и грибы. На зиму заготавливали бочками соленых грибов, моченой брусники, капусты, огурцов, варили варенье, засаливали сало и мясо. Отец привозил с ярмарки бочонки сельдей, мешки муки, крупы и

фуража для скотины. Дома всегда держали корову, свиней и кур. В доме был достаток,

мир и любовь. Когда дети подрастали, их отдавали в школу.

На первом этаже деревенской школы был филиал Павловопосадской

ткацкой фабрики, и деревенские девушки там работали. Папины сестры Анна, Клавдия и

Лидия тоже были работницами этого филиала.

Они привязывали кисти из шелковых ниток к знаменитым на всю Россию шелковым

павлово-посадским шалям. Поскольку работать приходилось с

«капризным» материалом, руки должны были быть нежными и мягкими. За счет хозяина девушкам регулярно делали маникюр и оплачивали домашнюю прислугу, т.к. им самим не позволялось выполнять черную работу.

Об управляющем филиалом фабрики до сих пор сохранились самые теплые воспоминания, передаваемые от дедов к внукам. Например, управляющий никогда не отказывал селянам, когда те просили у него в долг несколько копеек на выпивку, но никогда не брал возвращаемых ими денег. Видимо, такое его отношение не позволяло крестьянам злоупотреблять его добротой.

Старшая сестра Лена была в доме «портнихой». Она обшивала всю семью. Когда умерла

мать, (ей было всего 56 лет) и в доме остались несовершеннолетние дети, Лида четырнадцати

лет и Леша одиннадцати лет, их стали опекать все старшие братья и сестры, но именно Лена

стала им второй матерью, а папа вторым отцом. Неудивительно, что именно дядя Леша и

тетя Лида приехали в город Курск на похороны папы в 1968 году.

В 1917 году после революции Николай Иванович, глава этой большой семьи, передал

государству свой кирпичный завод, о чем свидетельствует полученная грамота, которую он

поместил в рамочку и повесил на видном месте.

Пришлось покончить и с работой, связанной с заготовкой и сбытом леса. Ему было тогда

всего 47 лет. Бывший лесопромышленник и заводчик в одночасье стал простым крестьянином.

Видимо нелегко далось ему такое изменение в его судьбе. Он умер в 54 года в расцвете

сил в 1924 году. На три года пережила его верная супруга, моя бабушка Мария Сергеевна.

Как птицы из гнезда вылетали из своего дома все дети. Все сестры вышли замуж, и ушли жить к своим мужьям в новые дома. Алексей ушел в «примаки». Старший брат Иван

построил себе дом, женился и жил в этой же деревне. Василий и мой папа Александр уехали в город Электросталь и работали на заводе. И только Костя остался жить в большом «родовом» доме со своей женой Верой и детьми Женей и Юрой. Со временем дом стал разваливаться, его стянули металлическими тросами, и Константин Николаевич поменял его на меньший деревянный дом в этой же деревне. Теперь этот дом является дачей Юры Тимофеева, сына Константина Николаевича.

Так закончилась многолетняя жизнь четырех поколений Тимофеевых в деревне Субботино.

А теперь о моем отце Тимофееве Александре Николаевиче.

Он родился 25 августа 1901 года по старому стилю или 7 сентября по новому стилю.

В 1909 году папу отдали в церковно-приходскую школу, а в1916 году он ее окончил. Папа часто шутил, что он закончил ЦПШ. В наше время очень престижно было окончить ВПШ (высшую партийную школу), что очень созвучно с ЦПШ, заменив «высшую» на «центральную».

Окончив семь классов, он поступил на снаряжательный завод Второва в поселке Затишье Богородского уезда, Московской губернии. В 1938 году поселок Затишье был переименован в город Электросталь. После революции завод получил статус военного №12, наркомата Боеприпасов.

Папа начал свою трудовую деятельность учеником электромонтера, но вскоре он стал работать самостоятельно, и ему присвоили квалификацию электромонтера.

В апреле 1920 года он был призван в ряды РККА (Рабоче-Крестьянская Красная Армия), и 5 месяцев служил красноармейцем в седьмом стрелковом полку в городе Костроме. Затем был переведен в Москву в третью

Московскую военно-инженерную дружину, где прослужил два года.

В ноябре 1922 года папа был зачислен курсантом автотехнической школы при

отдельной авто-мото бригаде. Одновременно он был назначен

командиром отделения.

В апреле 1924 года папа был демобилизован из Красной Армии,

вернулся в деревню и продолжал работать на заводе № 12 электриком.

декабре 1924 года по Ленинскому призыву был принят в ряды ВКП (б) – Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков). За период с 1924 по 1941 годы папа продвигался по служебной лестнице, начиная с ученика, он прошел путь техника-нормировщика, зав. группой технического нормирования, начальника линии цеха №4 по технике безопасности.

В1930 году он окончил в Москве 4-х месячные Центральные курсы при секторе труда рационализации и себестоимости (СТРиС) Всесоюзного Совета Народного хозяйства (ВСНХ) СССР по циклу «технического нормирования в металлообрабатывающей промышленности (воен.)». Были прослушаны циклы лекций, общеобразовательный, политико-экономический, организации труда, организации производства, технического нормирования. Работая в цеху, папа одновременно был секретарем первичной цеховой партийной организации. В те годы надо было иметь очень большой авторитет, чтобы тебя избрали на такую должность. Значит, папа его имел и был очень принципиальным.

Папа вспоминал такой эпизод. Однажды его начальник попросил папу сходить домой к начальнику завода (в то время были не директора, а начальники) и что-то там починить по электрической части. Папа пришел, и, когда он начал работать, то услышал, как хозяйка дома предупредила свою домработницу убрать какие-то ценные вещи, так как пришел монтер. Не слово не говоря, папа собрал свой инструмент и стал уходить. Хозяйка с удивлением спросила: - «Уже сделали?», а папа ответил: - «Нет, не сделал, и делать не буду, я специалист, а не жулик». И ушел. На следующий день начальник завода извинился(!) перед папой за свою жену.

В1927 году, еще работая на заводе электриком, папа подружился с красивой девушкой

Марией, которая работала на том же заводе в отделе технического контроля. Они поженились, но брак их был недолгим. Мария умерла от аппендицита, будучи беременной.

Через год папа женился второй раз на моей маме Кондрашовой Варваре Михайловне. Она была моложе папы

на шесть лет, ей был 21 год, и работала

она в ОТК завода№12 браковщицей.

К этому времени папа имел комнату в

коммуналке, которую он получил от завода.

В 1929 году у моих родителей родилась

дочь

Людмила, а через два года в 1931 году родилась я.

Я уже писала, что папа пользовался большим авторитетом на заводе.

Подтверждением этого было получение отдельной двухкомнатной квартиры. В те годы с

жильем было очень плохо. В основном

заводчане жили в

коммунальных квартирах и в бараках.

Папа был разносторонне развитым человеком. Он очень много читал и заботился о том, чтобы мы тоже полюбили чтение, а поэтому покупал нам много детских книг. Своими руками он смастерил нам стол, полка которого была забита детскими книгами и настольными играми. Папины книги размещались в книжном шкафу, который был нашей гордостью, Такого книжного шкафа не было ни у кого из наших подруг. Раньше книги лежали на этажерке, но там им уже не хватало места. У папы было много политических книг, полное собрание сочинений Ленина, книги Сталина, Карла Маркса и Энгельса. Далеко не каждая семья в те годы имела патефон и фотоаппарат. У нас патефон был электрический, и было много грампластинок. Была у нас и черная тарелка – репродуктор. Папа очень увлекался фотографированием и часто, когда мы ходили в гости, к нашим родственникам в Субботино, он брал с собой фотоаппарат и всех фотографировал. Поэтому у нас осталось много детских фотографий и

фотографий наших родственников.

Дорога в деревню шла лесом километров четыре – пять. Мы всегда просили его сделать

нам свистульки из липы, и он выполнял наши желания. Он плел нам корзиночки для ягод или

делал кулечки из бересты с ручкой, и тоже получалась корзиночка.

По дороге мы переходили ручей с родниковой водой, и мама разрешала нам из него

напиться только через платочек, чтобы грязь не попала в рот. В деревню мы приходили с

букетами цветов и с венками из цветов на голове. Как правило, в «родовом» доме собирались

все родственники (видимо, мы приходили на какой-нибудь праздник) и было застолье. Папа,

как правило, был в центре внимания. Мы дети бегали в саду и по деревне. За столом взрослые

разговаривали, пели песни. Все были веселые, но пьяных никогда не было. Только однажды

папа возвращался из деревни не

совсем трезвым, за что его мама крепко журила.

Обратный путь для меня почему-то был тяжелее и папа часто какие-то промежутки дороги нес меня на своей шее.

Папа всегда умел разрешить конфликтные ситуации. Однажды в выходной день я проснулась очень рано и вижу, что мама собирается за грибами со своей сестрой тетей Верой и ее дочерью Лидой. Я, конечно, увязалась с ними, но мама сказала, чтобы я Люду не будила, пусть поспит. В лесу Лида потеряла пуговицы, которые накануне купила для пальто. Когда мы пришли из леса, Люда рыдала из-за того, что ее не

разбудили. Тогда папа пообещал ей, что после

завтрака они с Людой пойдут в лес, соберут свои грибы, а нас с собой не возьмут. На этом

инцидент был исчерпан. После завтрака папа с Людмилой ушли в лес и вернулись с грибами и

с …пуговицами, которые потеряла Лида.

В нашем доме никогда не было скандалов. Папа был образцовым семьянином. Для нас

с Людой он был символом силы воли и храбрости. Однажды ночью я услыхала, как мама будила

папу и говорила ему, что кто-то открыл нашу входную дверь. Папа быстро выбежал в коридор и

увидал, что около вешалки стоит мужчина. Папа взял его за грудки, вытолкнул на лестничную

площадку и спустил с лестницы. Возможно, я этого ничего и не слышала, а мирно спала, но

детское воображение так живо воспроизводило рассказ взрослых, что мне до сих пор кажется,

что я все это и слышала и видела на яву.

Наши родители уделяли много внимания нашему развитию. Нас часто возили в Москву. Но я

ни разу не помню, чтобы это были походы по магазинам. Нас водили на ВДНХ, на ту старую довоенную выставку с деревянными павильонами. Были мы и в планетарии, и в парке культуры и отдыха им. Горького. Показали нам и «лестницу-чудесницу» в метро.

Папа всегда отличался спокойным нравом и обладал чувством юмора. Когда мне было

лет шесть или семь, мы с Людой и ее подругой переходили улицу, и меня сбила машина. Надо сказать, что мама нам не разрешала уходить со двора, но мы ее не послушали и отправились за разбитыми стеклышками от тарелок во двор столовой. Все обошлось благополучно. Только когда мама принесла меня домой, я долго спала, а когда

проснулась, папа был уже дома и первый вопрос, который он мне задал,

улыбаясь: - «Ну, рассказывай, как ты сбила машину? Ведь она отлетела

в кювет!».

Каждый год папе на заводе давали путевки в санаторий на Кавказ

или в Крым. Мы с нетерпением

ждали его из отпуска. Он всегда привозил нам подарки, коробочки из ракушек, шерстяные «воздушные» воротнички, открытки и много южных фруктов.

1937 – 1939 годы были очень страшными годами сталинских репрессий. По ночам в городе ежедневно забирали людей, в основном руководящих и партийных работников и объявляли их врагами народа. Так в 1938 году был отправлен в лагерь муж маминой сестры Веры Иван Прокофьевич Глазков, инженер-химик заводской лаборатории.

Я помню, что мама убеждала папу в том, что Ивана Прокофьевича взяли ни за что. На это папа отвечал, что мы всего не знаем. Раз взяли, значит, какая-то вина есть. К сожалению, так думали многие. Вина Ивана Прокофьевича была в том, что его брат Клемент, работая в торгпредстве в Италии, не вернулся в СССР. В 1953 году Иван Прокофьевич был реабилитирован посмертно.

Позднее, когда я была уже взрослая, папа мне признался, что он сам очень боялся, что его могут посадить, как врага народа, только за то, что его отец был лесопромышленником и имел кирпичный завод. Когда папу принимали в партию в 1924 году, он рассказал, какое социальное положение было у его отца, и что только с 1917 года он стал крестьянином. Позднее, в своей автобиографии папа указывал, что его происхождение из крестьян. Такие были времена, люди боялись говорить правду о своем происхождении, если оно не укладывалось в рамки «революционных» или «коммунистических» взглядов.

Однажды, родители нам объявили, что они взяли отпуск, и мы всей семьей едем в дом отдыха. Вот это праздник!!! Мы с Людмилой были просто счастливы. Как мы ждали этого дня!!!

В воскресенье мама стирала белье и собирала вещи для поездки. В это время мы услышали по радио обращение Молотова, знаменитое «Братья и сестры….».

Да, это было воскресенье, 22 июня. Все наши планы рухнули. Мы, дети, еще не понимали всей серьезности случившегося, нам было очень обидно, что мы не поедем отдыхать. Мама плакала, папа ушел на завод. Жизнь для всех разделилась на «до войны» и «после»… А в тот день мы смотрели в окно и видели первые признаки на глазах меняющейся жизни: народ побежал в магазины, люди стали покупать продукты. Вот мужчина понес в белой кепке какую-то крупу, женщины несут продукты кто, в чем может, кто в платках, кто в косынках. В то время в магазинах не всегда была бумага для упаковки товара.

Мы еще не знали, как быстро мы начнем взрослеть с этого дня.

Через шестнадцать дней после начала войны папу перевели на работу в Горком ВКП (б) заведующим организационно-инструкторским отделом. Там он проработал два года. Дома мы папу практически не видели. Он приходил домой только спать.

Немцы приближались к Москве стремительно. Город находился на военном положении. В один день объявили, что завод закрывается, и всех работников начали рассчитывать (увольнять). В случае захвата города фашистами, завод должны были взорвать. Началась паника. На улице оказались толпы людей. Были слышны возгласы: - «Бей коммунистов!». Люди начали врываться в квартиры, из которых эвакуировались жители, грабить их. Останавливали машины, на которых были отъезжающие, и сбрасывали на землю их вещи. Мы с Людой в это время сидели дома и из окна наблюдали за всем происходящим. Нам запретили выходить на улицу и приказали никому не открывать дверь. К нашей радости

порядок быстро был восстановлен, завод вновь заработал.

В октябре 1941 года мы с мамой были вынуждены эвакуироваться

в Ивановскую область, Никологорского района в деревню Синяткино.

Там жили родственники папиного знакомого, который вывез на военной

машине свою семью и нас.

Папа остался в городе, ему выдали оружие, военную форму, белый

овчинный полушубок и в случае сдачи Москвы, он должен был уйти в

ополчение или в партизаны. Он рассказывал, что в начале войны они

готовили базы для партизанских отрядов, в том числе

ложные стоянки. С тех времен у нас дома осталась маленькая книжечка, которая называлась «Жизнь на снегу. Пособие для партизанских отрядов». О том, как выжить в лесу зимой, что можно есть, как построить «лежбище» в снегу, как сделать лыжи из подручного материала.

Все было готово к сдаче города. В его трудовой книжке 16 октября 1941 года была

сделана запись №11: «Освобожден, в связи с эвакуацией». А запись №12 такова: «Запись №11 считать недействительной, как ошибочную». Каждый день все менялось. Немцы стояли под Москвой.

Из эвакуации мы возвратились весной 1942 года, когда немцев уже отогнали от Москвы.

В мае 1943 года по решению ЦК и МК ВКП (б) папа был откомандирован в распоряжение Курского обкома ВКП (б) и был назначен инструктором промышленного отдела Обкома партии ВКП (б).

Позднее он работал замом промышленного отдела, а после объединения двух отделов промышленного и транспортного, он вновь работал инструктором.

Когда папа приехал в Курск, был период боев на Курской дуге, и мы с ужасом слушали сообщения по радио, что на Курск были налеты по 200, 300 и самое большое 500 вражеских самолетов, которые бомбили город.

В мае 1944 года папа перевез нашу семью в Курск. Ехали мы в отдельном товарном вагоне воинского эшелона. Папа был оформлен сопровождающим груз. Оформить такие документы

ему помог его брат Алексей.

Когда мы приехали на станцию, то увидели разрушенный вокзал. На платформе лежали трупы, накрытые брезентом, торчали только ноги в ботинках. Нам сказали, что это пленные немцы, снятые с поезда.

Около вокзала был маленький рынок, и мы с Людой купили горячие картофельные пирожки с фасолью. Раньше мы никогда не ели пирожков с такой начинкой, и они нам очень понравились.

Пришла машина, погрузили наши вещи, и мы отправились на новое место жительства. Это была комната в коммунальной квартире на центральной улице Ленина в обкомовском доме. В комнате было два окна, но одно окно было заложено кирпичами. В городе не хватало строительных материалов, и легче было заложить окно кирпичом, чем изготовить рамы и застеклить их. Через четыре месяца мы переехали в другую квартиру в этом же доме на втором этаже и имели две комнаты в

трехкомнатной квартире. Там тоже одно окно было заложено кирпичами. Город практически был весь разрушен, от больших зданий остались одни стены.

Постепенно город начал восстанавливаться. Но время было очень трудное, голодное. Продукты можно было купить только по карточкам, а давали по ним очень мало. Наша семья по сравнению с другими имела преимущества. Папа получал дополнительно две литерные карточки, а мама одну, как руководящие работники областных учреждений. На рынке мы покупали молочные продукты, овощи и фрукты, они были сравнительно недорогие. Нередко хлеб мы меняли на молоко, за один литр молока мы отдавали полбуханки черного хлеба.

Карточки делились на рабочие, служащие, иждивенческие и детские. Хлеба по рабочим

карточкам давали по 600 граммов в день, по служащим – 500, а по иждивенческим и детским

– 400 граммов в день. Итак, наша семья получала в день два килограмма хлеба. Безутешным

горем в семье была потеря хлебных карточек. Нередко мы видели в магазине зареванного

малыша, у которого украли карточки, и он боится идти домой.

Не лучше обстояло дело с топливом. Несмотря на то, что мама работала в Курском

управлении топливной промышленности, у нас не всегда было в доме топливо: уголь, торф

или дрова. В основном, еду мы готовили на керогазе, а если надо было затопить печку, то я

шла с ведром во двор и собирала около сараев все щепки палки и ветки. Иногда я, Люда и

мама ходили за полтора километра за хворостом, который сгорал моментально.

Здоровье у папы в это время было не очень хорошее, его мучили боли в ногах из-за

ревматизма. В гражданскую он обморозил ноги, и они болели у него до конца жизни. Поэтому,

когда Людмила в

1945 году окончила семь классов, папа посоветовал ей поступить в техникум и быстрее

получить специальность, а в дальнейшем, если со здоровьем у него все будет хорошо, она сможет пойти учиться в институт.

Так оно и получилось. Людмила окончила строительный техникум, проработала год в Москве, а потом поступила в Московский строительный институт и окончила его.

9 мая 1945 года закончилась война с фашистами. Это была для всех такая радость! Незнакомые люди на улице обнимались, целовались и плакали. Даже соседи по квартирам, которые недолюбливали друг друга, садились за один стол и отмечали Победу. За всю свою жизнь я не помню такого всенародного праздника, когда все люди смеялись и плакали одновременно от счастья. Война закончилась, а ее отголоски еще долго давали о себе знать. Было голодно, холодно и нечего было носить. Помню, как папа помогал мне распарывать свой старый пиджак, чтобы я сшила из него что-нибудь из одежды. Сшил он мне и зимнюю,

меховую шапку – кубанку (тогда они были модными) из старых воротников.

Однажды папа принес домой новые хромовые сапоги. У него на лице была такая неописуемая радость, как у ребенка, которому купили новую игрушку. Он почему-то нас упорно уверял, что это ему законно дали талон на пошив этих сапог. Видимо, он боялся, что мы можем подумать, что он получил их, используя свое служебное положение. Папа был болезненно честным человеком.

В 1947 году папа в сорок шесть лет поступил учиться в пединститут на исторический факультет на вечернее отделение. В то время была установка ЦК партии, чтобы все обкомовские работники имели высшее образование. Папа проучился один год, но дальше учиться не стал, так как работа его была связана с командировками, да и работал он по двенадцать часов в сутки.

Обкомовские работники работали восемь часов днем и четыре часа вечером. Папа говорил, что порой вечером делать было нечего, но уйти они

не могли, так как пока первый секретарь не покинет здания обкома, никто не должен был

уходить с работы,(вдруг секретарю понадобятся какие-нибудь данные). По всей стране сидели на

работе первые секретари и их подчиненные, пока в Москве не спал «хозяин».

Папа мог бы и не бросать институт, ему всегда бы поставили зачет или тройку на экзамене

(так делали многим), но так поступать он не мог и поэтому ушел из института.

У папы был двоюрный брат Купцов Александр Васильевич, который работал замом

председателя Госплана СССР. С Александром Васильевичем у папы сложились теплые дружеские

отношения. Папа бывал у них в гостях в правительственном доме, где до сих пор расположен

кинотеатр «Ударник».

В 1949 году Александра Васильевича арестовали по «Ленинградскому» делу. Папа немедленно

выехал в Москву, к жене Александра Васильевича Анне и помогал ей переселиться в коммунальную

квартиру на улицу Пятницкая, куда ей «предложили» переехать с сыном Владимиром. Перевозить

пришлось только книги, которых

было очень много, одежду и личные вещи. Вся мебель была «казенная» и оставалась на месте. Когда папа посетил своего брата в тюрьме, то Александр Васильевич со слезами на глазах сообщил, что все «бывшие друзья» отвернулись и боятся общаться не только с ним, но и с его семьей. Александр Васильевич был очень благодарен папе за помощь в переезде на «новую» квартиру и за папину поддержку. Позднее его выпустили из тюрьмы и

реабилитировали, но здоровье было подорвано. У него обнаружили рак легкого, и он вскоре

умер. Следом за ним умерла и его жена Аня. Так - железным катком проехало по их семье время.

В1947 году окончив семилетку, я по совету папы и по стопам старшей сестры тоже поступила в техникум, но только в электромеханический. Окончив его в 1951 году, я уехала на работу в город Фрязино Московской области.

Папа с мамой остались дома одни. Мама тяжело заболела, и я, по ее просьбе, в январе 1952 года вернулась в Курск. Я вышла замуж за Оспищева Женю, с которым давно дружила, мы вместе учились в техникуме.

Людмила тоже вышла замуж за Толстова Сергея

Здоровье мамы резко ухудшалось. Она перенесла две операции и в апреле 1953 года умерла. В день смерти я получила письмо от Людмилы, в котором она сообщала, что ждет ребенка, но сказать об этом маме я не успела. Через три месяца после похорон мамы у меня родилась дочь Татьяна. Начался новый этап жизни в нашей семье.

Когда мама болела, к нам приходила женщина Шура стирать белье, и мама просила ее помогать мне, если с мамой что-нибудь случится. Когда у меня родилась Таня, Шура согласилась сидеть с

ребенком. Это была дородная добросовестная, трудолюбивая женщина, лет на пять моложе

папы. Свои обязанности она выполняла, как для своей семьи. Она сидела с ребенком,

готовила обед, убирала в квартире, стирала белье. Проработала она у нас почти полгода

и, уехав на праздники к брату, не вернулась. Нам пришлось искать другую няню. Позднее

выяснилось, что она планировала выйти замуж за папу, усердно за ним ухаживала, но не

нашла взаимности.

Мы часто по выходным дням ходили вместе с папой в гости к Жениным родным, где

нас принимали очень радушно. Мы почти

никогда не оставляли папу одного. Наши друзья приглашали нас на праздники вместе с папой. А так как мы чаще всего собирались у нас дома, то он всегда был в нашей компании. Наши друзья Антимоновы и Вороновы очень хорошо относились к папе и всегда говорили, что он настоящий коммунист, честный, правдивый, добросовестный и грамотный, что других таких руководящих работников они не встречали.

Когда умерла мама, папе было всего 52 года, мужчина в расцвете сил, хотя мне тогда казалось, что он уже «в возрасте». Мы с Женей не исключали возможности, что папа женится, и даже решили, что, если это случится, мы уйдем жить на другую квартиру (будем снимать жилье).

И, действительно, папа начал ухаживать за Жениной сестрой Аней и

предложил ей руку и сердце. Но она не могла оставить своих престарелых

родителей и племянника-инвалида, сына своей сестры Марии, Леонида. Весь дом

Оспищевых держался на Аниных плечах.

В1957 году в нашем доме появился еще один член семьи, вторая папина внучка Ирина.

У Людмилы к этому времени тоже было двое детей, папиных внуков Юра и Дима.

ними гулять. Когда папа приезжал в Москву, то горячо рассказывал о Тане и Ирине,

поэтому родственники Людмилы ревновали папу к моим детям и говорили, что он их больше любит, чем

Людмилиных детей.

В обкоме КПСС папа проработал до июля 1961 года и вышел на пенсию.

За годы работы он был награжден четырьмя медалями.

В 1944 году он получил медаль «За оборону Москвы».

В 1945 – «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 г.г.».

В 1946 – «За трудовое отличие»

В1958 – «За трудовую доблесть»

Провожая на пенсию, папе вручили памятный «адрес».

В 1967 году за активное участие в Великой Октябрьской социалистической революции, гражданской войне и в борьбе за установление Советской власти в 1917 – 1922 г. г., в связи с 50-летием Великого Октября, Президиум Верховного Совета СССР Указом от 28 октября 1967 года наградил Тимофеева Александра Николаевича медалью «За боевые заслуги».

Как и все областные руководящие работники, папа ежегодно после войны ездил в санатории, где поправлял свое здоровье.

Выйдя на пенсию, у папы начался

новый этап жизни. Мы переехали в новую отдельную трехкомнатную квартиру.

Папа стал много уделять внимания

домашним делам. Он с удовольствием готовил обед, и даже пек пироги. В его записной книжечке, до сих пор хранятся рецепты приготовления суповой заправки, приготовление

домашнего вина, и клубники в собственном соку.

Летом папа часто ходил на рыбалку с удочкой и приходил

домой с букетами весенних или осенних цветов.

Больше внимания он стал уделять своим внучкам Тане и Ире.

Ждал их прихода из школы, кормил вкусным обедом, а когда

ездил в Электросталь, брал их с собой.

В 1964 году он возил Иру на свою родину, в Субботино.

Здоровье папы с возрастом начало ухудшаться, у него обнаружили диабет. Необходимо было ежедневно колоть инсулин. Уколы он делал себе сам. Когда Таня увидела, как он сам себе делает уколы, то, по ее собственному признанию, «расфукалась» и сказала, что «она никогда не сможет этого сделать».

Тогда папа жестко взял ее за

грудки и, глядя ей в глаза, сказал примерно следующее: - «Ты еще соплюшка и жизни

не видела! Ты в гражданскую не жила, на Прохоровке из танков трупы не собирала!

Ты еще не знаешь, что ты сможешь, а что нет! И что бы с тобой не случилось, в какую бы

ситуацию ты не попала, ты должна все вытерпеть и все смочь!» Тане тогда было примерно

лет 10-11. Прошло очень много лет, жизнь не всегда щадит нас и на каком-то этапе эти слова,

которые, как казалось, забылись, всплыли в памяти и не раз помогали выжить в трудных

ситуациях.

Сложилось так, что у папы не было друзей на работе, были только сослуживцы. И наши

друзья стали его друзьями. Когда мы отмечали праздники, или выезжали на отдых на природу,

папа всегда был с нами.

Но как бы мы не старались уделить ему внимание, у папы были периоды депрессии, и

ему было очень одиноко. С моим мужем у них

не было теплых отношений, хотя они никогда не ссорились, не считая «идейных» разногласий. А со мной, дочерью, видимо папа не мог поделиться всеми своими проблемами. Имея много свободного времени, он, как всегда, много читал.

Когда я перечитала написанное, то мне показалось, что я написала биографию «ангела». Папа не был ангелом, он был просто порядочным человеком со всеми, присущими людям, недостатками. Он много курил. И только болезнь заставила его бросить эту пагубную привычку. Однажды, когда папа приехал из санатория, мы с Людмилой слышали, как мама устроила ему сцену ревности. На общей фотографии папа держал на руке чей-то, как маме показалось, женский плащ. Что отвечал папа, нам не было слышно.

В 1967 году папа заболел. У него признали рак легкого. Операцию делать было нельзя, случай «не операбельный». Он лежал в разных больницах в Курске, а потом мы поехали в Москву, в онкологический центр, где он находился на лечении и

прошел курс облучения. Но….

16 ноября 1968 года папа умер.

Ему было 67 лет.

В областной газете «Курская правда» появились два некролога:

На его похороны приехали родственники из г.Электоросталь:

Даты жизни Тимофеева Александра Николаевича.

7 сентября 1901 года – родился.

1909 – 1916 г.г. – учеба в церковно-приходской школе.

1916 –1920 г.г. – работа на заводе № 12.

1920 – 1924 г.г. – служба в армии, учеба в авто технической школе.

1924 – 1941 г.г. – работа на заводе № 12.

1924 г – вступил в ряды ВКП (б).

1926г. – женился на Марии (в 1927 году она умерла)

1928 г. – женился на Кондрашовой В.М.

1929 г. – родилась дочь Людмила.

1930 г. – учеба на Центральных курсах при СТРиС ВСНХ СССР.

1931 г. – родилась дочь Нина.

1941 – 1943 г.г. – работа в Электростальском Горкоме ВКП (б)

1943 г. – переезд в Курск.

1943 – 1961 г.г. работа в Курском Обкоме КПСС.

1947 г. – поступил учиться в Курский пединститут.

1953 г. – умерла жена Тимофеева В.М.

1953 г. – родилась внучка Таня, дочь Нины.

1953 г. родился внук Юра, сын Людмилы.

1957 г. – родилась внучка Ира, дочь Нины.

1958 г. родился внук Дима, сын Людмилы.

1961 г. вышел на пенсию.

1967 г. заболел.

16 ноября 1968 г. – умер.

Послесловие

Прошло 37 лет со дня смерти папы.

У папы появилось шесть правнуков: и праправнук. Умерла дочь Людмила, зятья Женя и Сергей.

Я, прожив 42 года в Курске, переехала жить в Рязань, а теперь, с дочерью Таней и внуком Макаром, живу в г.Железнодорожном, рядом со своей «малой родиной».

Жизнь сделала виток длинной в 61 год и вернула меня на мою родину и родину моих родителей.

Когда я писала про папу, я поняла, как мало я о нем знаю, как трудно заполнить промежуток между датами: с … по … работал (жил) Особенно это относится к первой половине его жизни.…

А что между этими датами? Уже не у кого спросить…

И поэтому, я бесконечно благодарна Лиде Гулимовой, за ее терпение во время наших к ней «наездов» и, порой, такие нелегкие воспоминания, которыми она делилась!

Огромное спасибо ее дочери Лене, без которой были бы невозможны поездки в Субботино и г. Электросталь. С довоенных времен все так изменилось, и без Лены я вряд ли бы нашла дорогу в Субботино… Без Лены я бы просто не знала в каком доме жил мой дядя Костя в деревне Субботино, а теперь находится дача его сына Юрия Константиновича Тимофеева. Последний раз я с ним общалась, когда он был ребенком.

Спасибо моей дочери Татьяне, которая компоновала мои записи, занималась со старыми документами и фотографиями, чтобы их можно было вставить текст.

И еще. Я не знаю, кто из моих родственников прочтет эти записи, тем не менее, обращаюсь ко всем моим братьям и сестрам, их детям, читающим эти строки. Если вы сохранили в памяти воспоминания ваших родителей, пожалуйста, поделитесь ими. Если у вас сохранились фотографии или документы, связанные с жизнью наших общих предков, пожалуйста, разрешите снять с них копии. И тогда появится еще один вариант записей, более полный и обязательно более интересный. Может, не все, но кто-то из наших внуков и правнуков когда-нибудь прочтет его с интересом, и история нашей семьи сплетется для них с историей нашей многострадальной страны, в которую вплетены радость и страдания всех нас.

Дочь Тимофеева А.Н. -

Оспищева Нина Александровна

17 июля 2005 г.

г. Железнодорожный, Московской области.